Первоначальное накопление и систематизация наблюдений в сфере спиритуальной реальности

Роль невидимых сил в жизни людей была замечена довольно давно. Какие-то из этих сил стали объектами и субъектами религиозного поклонения, какими-то заинтересовались ученые головы, а за каких-то ухватились колдуны, маги и доверяющие им люди. Некоторые из невидимых сил научились распознавать и измерять даже приборами (электромагнитные, гравитационные и тому подобные поля), но о многих из них мы почти ничего не знаем, а их воздействие на нас пытаемся объяснять как-то иначе или отвергаем само их наличие. Обширные знания и домыслы по этой части, как уже сказано, поставляет религиозный и оккультный опыт, этнографические описания обособленных культур, где упомянутые влияния принято называть духами. Под духами обычно понимают нечто невещественное, во всяком случае имеющее не только вещественную, материальную природу. Доказывать существование духов ссылками на ощущения некоторых людей и на загадочные факты, на наш взгляд, несостоятельно, пока не будет выстроена удовлетворительная теория с вытекающими из нее духогностическими объяснениями разного рода явлений. В этой связи позволим себе напомнить, что реальность, скажем, электромагнитных и гравитационных полей, элементарных частиц и т. п. доказывается не показаниями приборов, экспериментами и ощущениями как таковыми, а тем, что благодаря соответствующим весьма стройным теориям эти свидетельства обретают точный смысл и значение. Аналогично при расследовании преступлений доводом обвинения служит не сама по себе улика, а ее связь со всей картиной, представленной обвинением.

С древних времен людям свойственно общение с духами и развитие связанных с ними представлений. При этом наверняка совершается масса ошибок, хотя отнюдь не ясно, что считать ошибкой, а что истиной, как, впрочем, это происходит и в других областях человеческой деятельности. Религии, парарелигии, эзотерические учения измыслили всевозможные представления, как-то объясняющие, демонстрирующие, систематизирующие духовный опыт, и они в огромной степени зависят от языка, культуры, бессознательных и сознательных убеждений, архетипных матриц, характеризующих конкретное сообщество в те или иные эпохи. Колоссальный духовный опыт, ныне в известной мере утерянный, отражен в мифологиях. Во всем этом, как и везде, существуют принципиальные ограничения относительно понимания — речь о духовной сфере. Но в этой сфере — «постижения духов», «духовного мира» — более всего непреодолимой сокрытости, неизбежных прорех, латаемых произвольной фантазией. Наиболее трудно преодолимые препятствия заключены в самом исследователе — в его отнюдь не безграничной способности к рефлексированию, в его недостаточной внимательности к собственным состояниям, наконец, в не слишком уверенной готовности выйти из привычного круга суждений и мнений, когда этого требует его интуиция и логика. Во всяком случае, прежде чем искать духовные реальности где-то, нечто такое он должен обнаружить в себе, — что, впрочем, в отличие от физикалистского дискурса, вообще характерно для исследований в гуманитарных областях.

При употреблении слова «духовный (-ое, -ая)» мы всегда будем иметь в виду области, явления, представления, связанные с духами, и совсем необязательно в религиозной сфере. Это — важная оговорка: дело в том, что воспринимаемые нами воздействия, влияния, явления невещественного характера принадлежат миру Природы, равно как вещественные реалии. Имеется в виду не сложившаяся картина Природы, с представлениями о пространстве, времени, с законами и т. п., а Природа, какова она есть, включающая и нас самих и вообще всё существующее, в том числе недоступное непосредственному восприятию и приборной технике. При этом мы не собираемся рассуждать о соотношении Природы и Бога, поскольку, на наш взгляд, эта проблема не разрешима в тех понятиях, которыми мы пользуемся в этой книге. Напомним только, что, согласно богословию аврааматических (монотеистических) религий, Бог, будучи Творцом Природы, сам не является природным существом и все же помимо Него в Природе ничего не происходит. Из этой теологемы, очевидно, вытекает, что между божественным действием, направленным на природный объект (субъект), и последним должно быть нечто общее, как между всякой причиной и следствием... Впрочем, богословие вне нашей компетенции; всё, относящееся к религиозной сфере, мы рассматриваем с точки зрения истории, культуры, происхождения идей и религиозных практик.

Под духами мы будем подразумевать некие природные подвижные, невещественные или слабовещественные существа, в какой-то мере обладающие мышлением, чувствами и, главным образом, волей. Иногда эти качества намного превосходят человеческие, иногда же они таковы лишь в отдельных проявлениях; есть духовные существа, наделенные отмеченными качествами в очень малой степени. То, что совсем лишено подобных качеств, уже не относится к категории духов, а это овеществленные субстанции. Несомненно, что некоторые духи умеют проникать в человеческие тела и в психику, минуя биологические рецепторы, и вдобавок они индуцируются в человеке при восприятии им поступающих извне физико-химических воздействий. И все это сказывается на здоровье, на мыслях и эмоциях, на поведении людей.

Личное Я — это некие духи, интегрированные в виде «души», постоянно или временно спаяннные с нашей самостью, а поскольку духи обладают волей, следовательно сознанием, обладаем ими и мы.

С достаточной уверенностью можно предположить, что существуют духи, черпающие жизненную силу из как будто неоскудеваемых источников. Вероятно, открытие именно таких духов навело на догадки о божествах. Ведь религиозная практика свидетельствовала о том, что божество каким-то образом может одновременно воплощаться в разные объекты (статуи, предметы, иконы), и вступать в мистические контакты одновременно со многими своими почитателями. В рациональных рамках это можно объяснить лишь неоскудеваемостью источника. Впрочем, как бы это ни объяснять, это явление подтверждается мифологиями, религиями, вообще чувственным опытом человечества. Победа единобожия над политеизмом, возможно, была обусловлена тем, что «неоскудеваемость» языческих божеств не абсолютна, а ограничена определенным ареалом или этносом.

Что касается устремленности духов к добру или ко злу, то такое разделение их весьма условно, и, скорее всего, имеется множество вполне нейтральных духов, иными словами, спектр духов довольно велик.

Духи, возможно не все, имеют естественное волевое тяготение к вещественным субстанциям. При этом духи, в зависимости от их вида, от их «вкусовых предпочтений», устремляются к разным субстанциям. Значение имеет физико-химическая, биологическая, культурная и т. п. природа объекта предпочтения. Вероятно, именно это обстоятельство направляет творческую деятельность людей, стремящихся создавать наиболее притягательные для духов артефакты; тут играет роль и то, с какими духами люди предпочитают общаться.

С исключительной наглядностью это сказалось на архитектуре старинных городов: храмовых сооружений, дворцов знати, синьорий и ратуш, жилых домов, вилл, имений, мостов, на кладбищах, в памятниках. Интерьеры и фасады, строительные материалы, конструкции служили не только утилитарным целям, но должны были привлекать духов. Люди желали жить в их окружении, дабы свободнее и удобнее общаться с ними, и еще потому, что такая совместная жизнь отвечает исконным потребностям человека, стремящегося отождествляться с окружающим. В каком-нибудь щелеобразном средневековом переулке, где сумели бы разъехаться два-три всадника, возвышаются дома с изумительными фасадами, и их красота, затейливая или величавая, вряд ли может быть оценена прохожими. Каждый владелец старался перещеголять соседа и зазвать духов на свое владение. Такие известные архитектурные элементы, как колонны, капители, кариатиды, арки, пилястры, ниши и т. д. предназначены как своего рода скворечницы для духов. В этой связи стоит поразмышлять над тем, каких духов может притянуть московская высотка, коробка, хрущевка, небоскреб, «сооружение из стали и бетона». Переход от деревянного к каменному строительству несомненно повлиял на духовную атмосферу, а причины перехода имели, возможно, тоже духовные корни.

Пластика и украшение бытовых предметов, оружия, одежды и т. д. в древности, а отчасти и теперь обусловливают причастность этих предметов к духам. И тут опять-таки не худо поразмышлять, каких духов привлекают современные одеяния и предметы. А роль косметики, татуировки?.. Атлетическое сложение, все, что исполнено здоровья, силы, красоты — желанное прибежище для духов. Все это издавна известно. Нынче носителями знаний в этой области оказываются скорее туземные племена, нежели цивилизованные народы, хотя положиться здесь на твердое знание вряд ли возможно, а интуитивное знание все более засасывается в недосягаемые глубины. Пробивается же оно чаще всего у художественно одаренных, то есть духовно чувствительных, натур.

Духам свойственна не только тяга к веществу, но и противоположное стремление — быть вполне свободными, вне обязательной связи с вещественностью. Некоторые духи вообще склонны к широкому распространению, и при этом им бывает нипочем пространство и время. О таких духах можно говорить, что они обладают большой силой. Они «и там, и здесь»; разлетаясь, они иногда продолжают пребывать в излюбленных гнездах (факты подобного рода были, в частности, исследованы Марселем Моссом, о чем он писал в «Очерке о даре» — есть русский перевод). Таким образом, подобные духи связаны и не связаны с вещественными объектами. Они как бы связаны и не связаны также с пространством и временем, что имеет прямое отношение к отмеченной выше «неоскудеваемости» духов.

Помимо свободных духов есть духи, довольно прочно связанные с вещественной субстанцией. Последние не слишком вольно чувствуют себя в отношении пространства и времени: они не очень «далеко» способны отходить от места своего основного обитания («гнезда»).

Противоположные (сознательные и бессознательные) человеческие стремления к отождествлению с чем-либо или кем-либо и к независимости от чего-либо или кого-либо обычно выливаются в компромисс: сообщества и отдельный человек в ходе истории в известной степени обособляются от окружающего так, что отождествление с ним дозируется культурой; человек также меняется биологически, и притом в сторону того, что тоже приводит к ограничениям в части отождествления с окружающим. Запреты отождествляться, сближаться, входить в контакты особенно видны в разных культурах — эти функции выполняют мораль, идеология, законы, житейская практика; запретительно-ограничительный характер присущ большинству государственных институций. Полагаем, что отмеченные явления в известной мере относятся и к миру духов. Более того: не исключено, что аналогичные стремления духов (к отождествлению, свободе и обособлению) предопределяют те же стремления у людей. Существуют «ревнивые» духи, нагруженные по преимуществу функциями охранения, запрещения, истребления. Народно-исторический опыт нередко приписывает эти особенности духам предков, родовым духам. Тенденцию к обособлению иногда называют «инстинктом самосохранения».

Последователи многих религий предаются аскезе — умерщвляют плоть и смиряют душу, — для того чтобы в них охотнее вселились определенные духи; некоторые жизнелюбы поступали и поступают наоборот, насыщая телеса и предаваясь удовольствиям, тем самым тоже предоставляя убежище для духов, но совсем других. Духи проникают в людей через пищу, питье, дыхание и как-то еще. Поэтому у религиозных людей принято освящать все то, что «входит в человека», и при этом делать это только в присутствии своих.

Всем известен тривиальный факт: люди, как правило, расселяются совместно, группами, племенами, говоря обобщенно, социумами, — будто действует невидимая сила, притягивающая людей туда, где их уже достаточно много; люди тянутся к обжитому и редкий человек предпочтет какую-нибудь «пустынь». Аналогичные явления бросаются в глаза в растительном и животном мире. Объясняют это инстинктом стадности, преимуществами общественной жизни, как-то еще. Однако объяснения такого рода относятся к поверхности явления. Думается, что более глубокое понимание этих явлений следует искать в мире духов, ибо именно они в большой мере детерминируют поведение людей и животных. Коротко говоря, мы предполагаем, что стремление к совместному обитанию, к сближению есть характерное свойство в чем-то однотипных духов. И такое же стремление передается тем, в ком селятся духи.

Наверняка источником духов является и сам человек, духовно одаривающий других людей, а бывает, таким способом подчиняющий их себе. Возможно, что аналогичным образом человек, в той или иной степени, оживляет и вещественные предметы, для чего ему бывает достаточно воспринять их, попросту поглядеть на них. Воспринимая предмет, человек фактически воспринимает идущий от него дух, и затем, привнося в него нечто человеческое, отправляет обратно (или же дух сам возвращается). Человек не просто приписывает вещам жизнь, а действительно наделяет их ею. Это не значит, что духи сами не могут вселяться в вещи. Человек же для них наиболее притягателен. И они играют в его жизни огромную роль: принимают участие в его психической деятельности и даже учат.

Тут мы подходим к проблеме восприимчивости духов человеком. Вероятно, именно довольно беспрепятственное проникновение в него духов обезоруживает его перед ними. Не случайно в христианстве выработаны очень искусные и далеко не всем доступные психосоматические молитвенно-аскетические практики противостояния нежелательным духам («бесам»), и практики привлечения желательных духов. Собственно говоря, вся молитвенная жизнь сводится к этому. Боязнь проникновения вредных с религиозной точки зрения духов приводит к развитию психоиммунной системы — защитных психических механизмов. Что иногда выливается в ограждение от всяких духов, несколько, впрочем, иллюзорное, так как от наиболее агрессивных духов вряд ли можно оборониться.

Благодаря воображению и обращению к духам человек способен на них настраиваться. Скажем, кому-то страстно полюбились животное, цветок, предмет, кого-то привлек персонаж книги, спортивной газеты, книги, фильма, другой человек. И тогда есть вероятность того, что дух любимого существа, даже созданного воображением, угнездится во взыскующем его человеке. К схожим явлениям относится частичное отождествление с вождями, полководцами, лидерами, культовыми фигурами масс-медиа, родителями и т. п., бессознательно или осознанно транслирующими свои духовные эманации в ответ на интерес и любовь к ним. Восприятие духов животных также приводит к частичному отождествлению с ними, что представлено, например, в образе кентавра.

Ослабление восприимчивости к духам, как и ее обострение, встречается в истории нередко и обусловливает весь строй жизни и психику. Связь с духами прерывается и в том случае, если сам человек таков, что духи его избегают. Изучение истории под этими ракурсами, думается, было бы чрезвычайно интересным и помогло бы дополнить и откорректировать массив сведений о роли духов в человеческом мире, которым располагают религии, культуры, мифологии. Двигатель истории — человек, а ведь и сама человеческая душа родственна духам, не только гостящим в ней, но, возможно, и составляющим ее, и наше тело живо благодаря одухотворению. Ослабление и обострение восприимчивости приводит соответственно к обособлению человека от мира и к отождествлению с ним, — а это те пракультурные начала, которые, перемежаясь, сопровождают всю историю.

Задолго предшествовавшее христианству древнейшее духоведение знало великое множество разномастных духов — по сути вся природа и человеческий обиход, животные и растительность, земля, горы, светила, реки, озера, моря, ветры, жилище и все подручное, изображения, статуи («идолы») и т. д. — все это было напоено и движимо своеобразными живыми силами. Но со временем чувствительность к ним, как к живым, притупилась, знание о них стало словесно-ритуальным, умение общаться с большинством духов забылось — тогда и остались ангелы и бесы, а потом и в их существовании усомнились... Вместе с тем, еще очень долго сохранялась уверенность во всеобщей оживленности, духоносности всего на свете. Эта уверенность не покидает религиозно ориентированных людей и сейчас, принимая разные формы, — в христианстве, например, существует догмат о присутствии Святого Духа и божественной опеки над всем и во всем. Уверенность во всеобщей одухотворенности направляла философские прозрения многих мыслителей во все времена.

Душевная жизнь с ее колеблющимися образами, памятными картинами, мыслями, с ее воображением, динамикой и нелогичностью наяву и во сне не просто подвержена вмешательству духов, но и является жизнью духов. Почему у цивилизованного человека, как правило, происходит разделение бытия на мир внешний — вещественный и мир внутренний — душевно-духовный с образованием определенной и жесткой границы между ними? На самом деле различие между тем, что считается «внутренним» и «внешним», в основе своей состоит лишь в том, что первое в какой-то мере поддается нашей воле, а второе не поддается: речь идет о воле, управляющей душевной субстанцией. В этом и заключается причина разделения. Человек выгораживает некую часть бытия, которую идентифицирует с собою, — ту часть, где может разгуляться воля, то есть ту часть, где он что-то значит, где он чувствует себя более или менее хозяином. Правда, ему становится мало самого себя, ибо ему свойственно все усиливать, доводить до максимума, и он норовит хозяйничать за пределами той области, где воля способна что-то менять непосредственно — без силовых посредников, — так возникает стремление «покорять природу». Преобразование внешнего мира вполне отвечало и упорной тенденции растущего сопротивления духам — их влиянию на жизнь людей. Следом за глухой защитой от духов пытаются их заставить служить людям (магия), а всевозможные технологии переработки природных субстанций появились не сами собой, а в первую очередь чтобы обессилить связанных с этими субстанциями духов, показать им «кто в доме хозяин». Люди на самом деле борются не столько с физической природной субстанцией, сколько с населяющими ее духами. Когда-то это понимали, а теперь успешно насаждается представление о природе как о неодушевленной.

Говоря о чем-либо «пракультурном», мы подразумеваем нечто постоянное, нечто предшествующее любой наличной культуре, любому образу жизни и способу существования. Это нечто, возникшее в доисторической древности и навсегда оставшееся, организует психику и канализируется культурами, которые сдерживают энергию пракультуры и в то же время используют ее для своих целей. Можно сказать, что культура метафоризирует пракультуру, является ее развернутой метафорой.

Пракультурный характер носят закономерности, обобщающие явления в мире духов. Особенно заметно, что сильные духи вытесняют, подчиняют, поглощают слабых духов; что духи стремятся угнездиться в вещественных субстанциях; что духи стремятся к совместному обитанию; что духи желают быть свободными и огражденными от нежелательного вмешательства. В человеческом мире это выражается в стремлениях к превосходству, к отождествлению индивида с другими объектами, в том числе с другими индивидами, к обособлению (независимости). Эти стремления, которые можно еще назвать пракультурными установками, иногда поддерживают друг друга, иногда вступают в конфликт. Чрезвычайно важной особенностью духов, отличающей их от вещественной субстанции, является способность одного и того же духа одновременно находиться в разных точках пространства и времени.

Знание о духах принято относить к верованиям, к тому же ложным, хотя в немалой степени оно опирается на прямой и длительный опыт, как, впрочем, и современные естественные науки. Только в отличие от них в качестве «прибора» служит сам человек, испытывающий в себе присутствие духов. И нужно дойти до крайнего примитивизма, чтобы не реагирующим на духов техническим приборам доверять больше, чем натуральному, не задуренному абстракциями человеку, с его тончайшей природной организацией, чувствительностью, умением подмечать связи. Для обнаружения духов приборы вообще вряд ли когда-нибудь пригодятся: особенно это касается невещественных и обладающих энергией нефизического происхождения духов; человек чаще всего обнаруживает их, когда они уже проникли в него. Но и те духи, которые содержат элементы вещественности, вряд ли могут фиксироваться приборами, реагирующими только на эти элементы. Вместе с тем вполне очевидно, что человек не является преимущественно, а тем более исключительно духовным: он воспринимает и вещественные воздействия, которые влияют на его жизнь, индуцируя духов.

Как уже отмечалось, люди желают одухотворяться и в то же время боятся духов. Религии утверждались отнюдь не только для торжества «духовного начала» как такового, а, напротив, чтобы похоронить то, что переставало быть живой реальностью в мире духов. Как это делалось, особенно хорошо видно в монотеистических религиях: пантеон языческих божеств, культ которых все более клонился к упадку, а также весь сонм духов, угнездившихся в водах, деревьях, камнях и т. д., был наречен бесами или признан попросту несуществующим. Тут, пожалуй, была неизбежность: люди настолько утеряли реальную восприимчивость к духам, что пришлось сохранить хотя бы что-то из духовного мира (как говорится, не до жиру, быть бы живу). А что же дальше? — ничего нет удивительного в том, что массовое изгнание духов из культурного обихода укрепляло убеждение в иллюзорной самодостаточности человека, а тот остаточный духовный мир, который был религиями признан, в глазах новых поколений тоже становился сомнительным.