Героический образец в древней литературе

А. С. Муратова

При изучении «Слова» часто задаются вопросом: как оценить поведение князя Игоря? Можно ли назвать его героем — в эпическом значении этого слова?

Исследователи и преподаватели «Слова», как правило, в один голос упрекают Игоря в том, что он думал только о себе, искал себе личной славы и легкой добычи и положил ради этого все войско. А следовало, дескать, подчиняться воле великого князя и всем прочим князьям действовать в согласии, заодно.

Действительно, однозначно ответить на поставленный вопрос нельзя. Автор написал не сказку, не изложил миф — его произведение по-своему отразило исторические факты, что видно из сравнения с летописями. Автор отнюдь не одобряет многих поступков князя, считает его поход преждевременным. Для автора Игорь — человек его круга, может быть даже, они лично знакомы, и он относится к нему, конечно, не так, как к сказочному Иванушке или античному герою. Но автор творит в русле определенной литературной традиции и, как любой человек, не может выйти за пределы представлений своей эпохи. А представления эти были таковы, что эталоном для князя с давних времен еще оставался героический образец. Последний уже вызывал сомнения, особенно если оценивать его с христианских позиций, но он все еще направлял поведение многих Рюриковичей (господствующий княжеский род в Древней Руси). Следование героическому образцу было одной из жизненных ценностей для человека княжеского рода. Поскольку Игорь ориентировался именно на эту жизненную ценность, автор не мог строго его судить, и Игорь не мог не вызывать его симпатии.

Далее рассмотрим, в чем состоят основные особенности героического образца в древности. Узнав это, мы получим ключ к многим другим произведениям Древней Руси и зародившемуся в давние времена фольклору.

Герой — этот тот, кто идет на смертельный риск. Он как бы вызывает на поединок саму смерть. Глубинный смысл героизма — преодоление смерти. При этом в одних случаях герой остается в живых, в других он погибает, но память о нем священна (иногда, в мифах, говорится, что он после своей смерти приравнивается к небожителям). В истории христианства аналогию с героями имеют мученики. Они тоже побеждают смерть, попадая в Царство Божие — Царство вечной жизни.

Поступки героя подчиняются не житейской логике, когда человек стремится выжить или добивается определенного результата. Герою важен поступок, а не его результат. Смысл и ценность его действий в самом поступке. Героический образец долго сохранялся в обычае поединков между дворянами. Так, например, Пушкин и Лермонтов вызывали своих оскорбителей на дуэль не для того, чтобы обязательно их убить. Они это делали, в первую очередь, защищая свою честь. Князь Владимир Мономах (12 в.) в своем Поучении писал: «Смерти, дети, не боясь, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, как вам Бог дает».

В мифах, сказках, преданиях герой часто выглядит буйным, ярым, даже безрассудным. он обычно действует без продуманного расчета. Таков, между прочим, брат Игоря «буй-тур» Всеволод. Таков и Геракл.

Герой имеет особое отношение с потусторонним. Поэтому он нередко спускается в преисподнюю или приобщается к небесным обителям. Язычники относились к своим героям, как к посланцам богов и предков. Христианские мученики совершали свои подвиги во имя Христа.

Герой защищает свой род или народ, иногда добывает для него что-то очень нужное (Прометей), но действует он всегда один.

Герой нередко попадает в позорное положение, но в конце концов выходит из него со славой. Например, Геракл одно время вынужден был служить как раб и даже носить женскую одежду. О пленении Игоря уже говорилось.

В исследуемую нами эпоху такого слова и понятия как «герой» на Руси не было. Слово «герой» или «ирой» появилось у нас в 18 веке, заимствованное из французского языка и восходящее через латынь к греческому в значении «полубог». Первое издание «Слова» так и называлось «Ироическая песнь...». Один из издателей начала 19 века Н. И. Греч называл «Слово» «древней рыцарской поэмой» и отмечал тесную его связь со «сказками о делах князей и богатырей» (богатур по др.-монгольски — храбрый воин; богатство дают боги; богатырь связан с иным миром).

В древней христианской литературе слово «герой» также отсутствует, но есть близкое по значению понятие мученика.

Следует иметь в виду, что многие слова изменили свое значение в понимании современного человека. Так, в летописи князя называют «страдальцем за землю (земля = народ) Русскую», но «пострадать» значило потрудиться (от страда — труд); страдание же в древности обозначали словом «страсть». Ругательное нынче слово «тварь» обозначало в старину все то, что сотворено Богом-Творцом. Немецкий философ Мартин Хайдеггер как-то сказал: «Язык — это наш дом». Слова утрачивают прежние смыслы — и что-то происходит с «домом», в котором мы живем.

Понятие героя в современном речевом обиходе и культурный образец героя тоже имеют существенные различия. Правильное понимание прошлого в большой степени зависит от выявления прежнего значения слов, ибо для того чтобы понимать древнюю культуру, надо внимательно и уважительно изучить представления и понятия людей той эпохи и исходить из их понимания, а не навязывать и не приписывать им наше собственное, современное.

Еще раз перечислим наиболее распространенные в 10—13 веках в княжеской среде культурные нормы, образцы и жизненные ценности.

• Культура того времени требовала уважения к великому князю Киевскому, как к старшему в роду. Но принцип самостоятельности удельного князя вытеснял старый родовой принцип согласия со старшим в роду.
• Главная практическая задача князя — защищать свой удел, свое княжество. При этом князья часто вступали в союзы против своих временных и постоянных противников (князей или инородцев).
• Слава князя носила не только личный, но и родовой смысл. Победы князя или его героическое поведение на поле боя укрепляли славу его дедов, отцов и потомков. Слава выделяла данный род из числа других и обеспечивала благоденствие в ином мире.
• Для русского князя образцом служило героическое поведение, храбрость, умение жить в суровых условиях и презрение к опасностям.

Мы видели, что поступки князя Игоря в «Слове» подчинены логике героического эпоса — личность против судьбы. Основа героизации Игоря — не только ратные подвиги или особые заслуги перед отечеством, а сам факт безрассудного похода, в данном случае приведшего к гибели войска и плену.

В этой связи возникает вопрос: не сознательно ли выбрал автор «Слова» такой исторический сюжет и таких персонажей — именно потому, что они вполне укладывались в общепринятые каноны героического мифа? Может быть, и так. Ведь автор литературного произведения, особенно в древности, следовал определенным правилам при создании произведения. Д. С. Лихачев называет это «литературным этикетом». Следовательно, правильнее было бы говорить о том, что культурный образец героя руководил пером самого автора «Слова».

Теперь обратимся к теме «осуждения», часто особо выделяемой при изучении «Слова» в школах.

Автор напрямую нигде не осуждает Игоря за поражение и за самый его поступок. Обратите внимание, кто его осуждает: «Тут немцы и венецианцы, тут греки и моравы поют славу Святославу, клянут князя Игоря...» — русских в этом перечне нет. А что же сам великий князь Киевский Святослав Всеволодович (двоюродный брат Игоря), которому был нанесен вред — и вещественный, и моральный — своевольным поступком Игоря? Святослав «изронил златое слово, со слезами смешанное»: «Ваши храбрые сердца из крепкого булата скованы и в отваге закалены. Что же сотворили вы моим серебряным сединам!..» Здесь есть печальный упрек, но и гордость за князей. Мы видим, что Игорь, можно сказать, обманувший своего названого отца, своевольно, без достаточных сил, казалось бы опрометчиво, напавший на половцев, и потому потерпевший поражение, не вызывает его решительного осуждения, ибо для культуры того времени поступок Игоря не был чем-то исключительным.

Что касается укоризн князьям за их усобицы и раздоры, то тут необходимо сказать следующее.

Из истории нам известно, что первые русские князья происходили из рода Рюрика и все последующие были его представителями. Фактически на Руси была по сути единоличная власть рода Рюриковичей. До кончины Ярослава Мудрого (11 в.) власть была сосредоточена в руках великого князя Киевского. Затем начинается так называемый удельный период правления — возникает непрекращающаяся борьба за Киевский и другие важные в политическом отношении столы (Черниговский, Суздальский).

Кровавые княжеские междоусобия — это не есть только результат проявления дурных страстей, жажды наживы и проч., как иногда пытаются представить. Князь в Древней Руси — это прежде всего воин, защищающий свою землю, род. Воин должен быть всегда вооружен, готов к защите; умереть безоружным считалось позором. С трехлетнего возраста княжеского сына — будущего воина — сажали на коня. Вся жизнь князя проходила в суровых испытаниях, тяжелых походах и сражениях.

Борьба за первенство естественна для воина. Борьба за главный Киевский стол была очень жестокой, но неизбежной. Это было состязание ума, хитрости, воли, доблести, силы. Эта борьба восходит к древнему обычаю справлять тризны на гробах отцов, т. е. устраивать поединки за право наследования. Обычай прямого наследования нарушался, т. к. не всегда старший в роду мог быть достойнейшим. Поэтому тянулась распря между членами княжеского рода, наследниками до второй половины 15 века.

Христианские заповеди (непротивление злу насилием, страстотерпчество и пр.) вступали в противоречие с дедовскими обычаями и нормами поведения. Будучи в первую очередь обращены к монашеству, они с трудом прививались среди воинской касты. Святость князей Бориса и Глеба сразу была признана потому, что, с одной стороны, они поступили вопреки древнему языческому обычаю воина, проявив тем самым приверженность новому христианскому учению; с другой стороны, их поведение было понятно их современникам, т. к. укладывалось в старинную культурную норму — послушание и подчинение старшему в роду.

В процессе осмысления «Слова», как правило, основную его идею трактуют как призыв к сплочению всех русских князей, всех русских княжеств, единству Руси, «Русской земли», трактуемой чуть ли не в значении государства и выставляемой якобы в качестве настоящего героя этого произведения (Д. С. Лихачев и др.).

На понятии «Русская земля» стоит остановиться особо.

Данное понятие (речь идет не о географическом, юридическом, политическом, а о культурном понятии) имело в старину несколько разноречивых смыслов:

• все территории, населенные людьми, говорящими на древнерусском языке, что почти тождественно понятию народа;
• княжеская дружина;
• княжеский род Рюриковичей (ср. в «Задонщине» (нач. 15 в.): «Как милый младенец у матери своей земля Русская: его мать ласкает, а за драку лозой сечет, а за добрые дела хвалит. Так и Господь Бог помиловал князей русских»).

Понятие «Русская земля» никогда не употреблялось в значении «государство», как это слово понимают сейчас.

В «Слове» «Русская земля» — это мифологема, представление о некоем Рае, точно так же, как Олимп, Египет, Иерусалим в древней литературе и культуре — не географические координаты, а понятия мифологические, символические, культурно-религиозные (О. М. Фрейденберг). Русская земля в «Слове», не будучи политической категорией или государственной идеей, была, скорее всего, символом рода Рюриковичей, а они, в свою очередь, были ее олицетворением. С этой точки зрения, с известной натяжкой, ее можно считать «героем» «Слова».

«Русская земля» является предтечей и другой мифологемы — «Святой Руси» (появилась в 15—16 вв.): это тоже что-то нездешнее, иномирное. И Святая Русь мыслилась как небесная обитель, связанная с ее земным отражением.