Чтение текста «Cлова о полку Игореве»

А. С. Муратова

Начнем читать текст, обращая внимание на наиболее сложные места (пер. Д. С. Лихачева).

Боян... «растекался мыслию по древу, / серым волком по земле, / сизым орлом под облаками».

Некоторые переводчики считают, что вместо «мыслию» следует читать «мысию» (мысь — белка, мышь).

Здесь скорее всего имеется с виду мифологический образ «мирового древа» (под мифом мы будем понимать некую культурную реальность, образец для поведения, способ видения мира).

«Мировое древо» образно представляет собой трехсоставный мир:

• корни — подземный мир; прошлое; предки;
• ствол — земля; мастоящее; нынешние поколения;
• крона — небесный мир; будущее; потомки.

Подобно огромному раскидистому дубу, «мировое древо» воплощает в себе многосложность бытия. Боян как бы путешествует по древу — мирозданию. То, что «духовному» (мысленному) прозрению Бояна нет преград, что он способен постигать все сферы бытия, — об это свидетельствует его способность превращаться то в волка, то в орла и т. п. Одним из аналогов «мирового древа» является древо познания добра и зла в Библии.

Из приведенной выше цитаты видно, что автор «Слова» уподобляет Бояна мифологическому персонажу, способному сливаться с природными стихиями и превращаться в различных животных.

«Боян же вещий...»

Вещий — т. е. ведающий, знающий то, что простым смертным знать не дано. Вместе с тем — старинный, старый, заслуживающий особого внимания, мудрый, прозорливый.

Боян «...напускал десять соколов на стадо лебедей...» и далее: «Боян же, братья, не десять соколов / на стадо напускал, / но свои вещие персты / на живые струны воскладал; / они же сами князьям славу рокотали».

Этот прием отрицательного сравнения типичен для древнерусских произведений и фольклора:

«Не сокол летит по поднебесью,
Не сокол ронит сизы перышки, -
Скачет молодец по дороженьке,
Горьки слезы льет из ясных очей».

Сначала дается традиционный мифологический образ, потом через его отрицание привлекается внимание к конкретному событию человеческой жизни, которое в чем-то с этим образом перекликается.

В образе соколиной охоты в «Слове» есть два старинных символа: сокол — князь, добрый молодец; воплощение мужского начала — силы, смелости, стремительности; лебедь — женское начало: нежное, послушное, гибкое, ускользающее.

Но Боян — существо мифологическое, и в то же время он человек. Поэтому понятно сравнение десяти соколов с пальцами Бояна, которым подчинились послушные струны («лебеди»). Восприняв соколиную энергию, они сами зарокотали.

И еще один важный момент: пальцы Бояна — «вещие», т. е. многознающие, черпающие мудрость из иного мира. Они, можно сказать, — самостоятельно существующие, имеющие свою волю и власть, а струны — «живые», а следовательно, восприимчивые, они просто дремали до поры. Соприкоснувшись с Бояновыми пальцами, они потом сами заиграли.

Самостоятельность различных вещей и частей (органов) человека — обычное представление в древней культуре. Таковы, например, руки и язык. Вору иногда отрубали руку, которая совершила преступление; вырывали языки («и вырвал грешный мой язык»); наказывали колокола (в 18 веке один из кремлевских колоколов был сослан в Сибирь).

О чем же вспоминал и пел Боян? О событиях «первых времен» — т. е. о древних, полулегендарных событиях, облаченных в мифологические одежды.

Все важное в этом мире имеет некий первичный образец, связанный с иным миром. Таковы представления во всех древних культурах и религиях. Этот образец — начало всему, и все последующие события осмысляются через соотнесение с ним. Таковыми являются, например, отношения людей с Богом в Эдеме, как это описано в Библии: Бог с любовью создает Адама как венец всего сотворенного, и это задает человеку внутренние и внешние установки на все времена; в Эдеме человек совершает грехопадение, и это тоже накладывает печать на его дальнейшее существование. Древние хроники обычно начинались с обращения к событиям Священной истории. Приняв христианство, Русь оказалась включенной в мировую и Священную историю, и тем самым ее собственная история приобрела значимость и смысл.

Для Бояна священные образцы содержатся не в Библии, а в отношениях человека и природы, в том числе природных божеств. За историческими событиями Боян видел их мифологические образцы, он видел жизнь через понятия и символы культуры своей эпохи, когда христианство едва начинало входить в древнерусскую жизнь. Исторически реальный поединок князя Мстислава с касожским князем Редедей (в 1022 г.) — это для Бояна мифологический образ поединка двух богатырей.

Таким образом, почти любое историческое событие представлено двумя сторонами — мифологическим образом и исторической конкретикой. Автор «Слова» поступает уже не так, но и не отходит полностью от прежнего видения мира.

Почему автор хочет свою повесть «начать старыми словами»?

Для человека в древности главной ценностью было почитание и поддержание традиций и установлений старых времен. Прошлое считалось началом отсчета, первопричиной всего.

Предки — «передние» — идут впереди, возглавляя историческое шествие поколений. Потомки могут либо поддержать их славу и преумножить, либо растерять (Д. С. Лихачев).

Но вместе с тем автор пишет:

«Пусть начнется же песнь эта / по былинам нашего времени, / а не по замышлению Бояна».

Бояново время далеко уходит в прошлое, оно уже во многом непонятно, а подчас и неприемлемо для людей 12 века. Автор — христианин — хочет видеть историю иначе, чем Боян. Здесь мы сталкиваемся с культурно-религиозным противоречием, характерным для Древней Руси.

Суть этого противоречия состоит в следующем: с одной стороны, христианством отрицается многое из наследия прошлого; с другой стороны, новая культура не рождается на пустом месте.

Христианское вероучение наложилось на уже устоявшуюся многовековую культуру восточных славян. Поэтому дальнейшее утверждение христианства на Руси шло путем борьбы с язычеством как религией (многобожие, идолопоклонство, человеческие жертвоприношения) и — одновременно обновляя христианскими смыслами древние культурные устои, в которых всегда была жива, хотя и скрыта, превоначальная мудрость и сила, заданная этим устоям Творцом.

Вот почему автор «Слова», отягченный упомянутым противоречием, хочет излагать свою повесть «старыми» словами, но «по былинам нашего (т. е. нового) времени».