Первая страницаКарта сайта

Призрак вины — откуда это? Исследуемый феномен замечательно описан Ф. М. Достоевским в «Братьях Карамазовых» (Часть вторая. Книга шестая. Гл. 2. Из жития... старца Зосимы... а) О юноше брате старца Зосимы). У старца был брат Маркел, скончавшийся от чахотки, когда ему только минуло семнадцать лет. Незадолго до явно проявившейся болезни привязался он к одному ссыльному и целые вечера у него просиживал. «Был же этот ссыльный немалый ученый и знатный философ в университете». В результате, поднабравшись вольнодумства, совсем отошел Маркел от церкви, стал по поводу ее установлений (как раз начинался тогда Великий пост) браниться и смеяться: «Все это бредни, говорит, и нет никакого и бога»... Однако на шестой неделе поста он всерьез разболелся и, чтобы угодить матери, все же пошел в церковь и стал готовиться к причащению (говеть). Однако слег, исповедовали и причастили его уже дома. После этого все в нем как будто переменилось, а болезнь принимала все более тяжелые формы. Стал ласков со всеми и начал удивлять странными высказываниями. Приведем их (с небольшими купюрами) пока без комментариев: «Мама... не плачь, жизнь есть рай, и все мы в раю, да не хотим знать того, а если бы захотели узнать, завтра же и стал бы на свете рай»; «Входящим слугам говорил поминутно: „Милые мои, дорогие... Если бы помиловал Бог и оставил в живых, стал бы сам служить вам, ибо все должны один другому служить”»; «Матушка... знай, что воистину всякий пред всеми за всех и за все виноват»; любуясь на птиц, говорил: «Птички божии, птички радостные, простите и вы меня, потому что и пред вами я согрешил»; «Матушка, радость моя... мне ведь самому хочется пред ними виноватым быть... Пусть я грешен пред всеми, зато и меня все простят, вот и рай. Разве я теперь не в раю?» Старец Зосима вспомнил еще, как умиравший брат сказал ему: «...Теперь живи за меня!»

Все, что говорил Маркел, шло, конечно, не от рассуждений или «теорий», а вызвано было живым и искренним чувством, нахлынувшим настроением, и нет ни малейшего основания сомневаться в правдивости в передаче этого чувства и настроения. Весь этот эпизод, на наш взгляд, есть одно из самых глубоких постижений Достоевским человеческой души, когда в человеке просыпается некая древняя и вместе вечная интуиция и когда внутренним слухом человек улавливает шаркающие шаги приближающейся к нему смерти.

Что же это за «некая древняя и вместе вечная», а говоря определенно, пракультурная интуиция? Речь идет о проникновенном ощущении единства «классической» кровнородственной, семейно-родовой общины, из которой родовой человек ни в коей мере не выделяет и тем более от которой не отделяет себя. В такой общине нет надобности призывать ее членов «любить ближнего как самого себя», «носить бремена друг друга» и «положить душу свою за други своя», к чему призывал Христос своих соплеменников, живших в пору разлагавшихся семейно-родовых общин. Заметим, о чем не раз нам приходилось писать, что проповедь Христа везде направлена против родовых представлений и обычаев, но — добавим — в основном против уже ставших формальными, показными, зачастую лицемерными. Что касается классической родовой морали, то главной мишенью для Христа было в ней абсолютное отрицание «любви к дальним», к врагам. Призыв Христа любить и благословлять всех без исключения вполне естественно вытекал из того, что Бог, Отец Небесный, у всех один и тот же. Впрочем, и до сего времени этой заповеди следуют одиночки...

Истинно родовой человек сопереживает сродникам и породненным из других родов и глубоко чувствует душевно-телесную связь с природным окружением, где обитает род, то есть это окружение тоже приобщено роду. Сопереживание объединяет человека со всем этим, а культурные установки его в этом поддерживают. Тут вместо слов «человек», «индивид», «член рода» вернее было бы говорить о человекороде. Человекород в ответе за всех, за весь род, поскольку родовой человек и род — это одно и то же, а на процветание рода направлена исключительно вся деятельность его «членов». Но коль скоро ты отвечаешь за всех, за весь род, любое или почти любое недоразумение, любая беда, как и любой успех делают тебя ответственным за них, «виновником» (между прочим, в древнерусском языке «виновник» не обязательно понимался в плохом смысле — это тот, кто явился причиной чего-либо, плохого или хорошего).

Христианская церковь с самого начала усваивает те представления, которые характерны для описанного выше человекорода. Христианская община (приход) в идеале должна была жить этими ценностями. Поскольку, согласно Библии, все люди происходят от Адама, человечество есть единый род, а потому за Адамов грех несут вину все люди (ап. Павел). В русском православии квазиродовое единство получило название соборности. Само слово «церковь» (экклезия) означает «собрание». Продолжать жить за умершего — известное положение не только родовой культуры, но и всякой другой, в том числе христианской. Сопереживание, единомыслие, как и ответственность за происходящее с каждым, воплотились в общем богослужении (литургии), в общей молитве, в совместной вере. Смирение и покаяние: «я грешнее всех», «я всему виной» и т. п. — обычное состояние тех людей, которых церковь предлагает принять в качестве образца (сейчас замечается отход от этого). Всех понять, простить, возлюбить, со всеми примириться — вот подлинный идеал, заповеданный Христом. Покаяться — это и означает примириться и простить (простое — цельное, единое), соединиться в любви с обиженными тобою и обидевшими тебя. Как свидетельствуют и святые, и сумевшие совершить этот духовный подвиг обычные люди, — это состояние сопереживания, всепрощения и примирения иначе не назовешь, как истинным раем. Но вступить в такой рай можно лишь пройдя через самоумаление.

Рассказывая о преображении Маркела, Достоевский именно обо всем этом и повествует. Таким образом, в основе здесь самоумаление, пусть и бессознательное, открывающее врата сопереживанию, сочувствию, состраданию. Именно тогда, «в результате» возникает такое удивительное явление, как «призрак вины»: если я кому-то глубоко сочувствую, то за всем, что происходит с этим человеком, я ощущаю свою причастность, и если мне представляется, что этот человек страдает, чего-то лишен, то виноват в этом я... Такова сила пракультурной интуиции.

См. также: