Первая страницаКарта сайта

Умолчания и примитивизация сознания в школьном преподавании. В пракультуре первейшая установка — «свои-чужие». С младенчества люди уже умеют отличать своих, в первую очередь мать. Умеют без обучения, чуют, буквально, нюхом и кожей. Затем та же установка укрепляется родителями, детскими учреждениями, первыми дружескими связями. Так было всегда и, пожалуй, всегда будет. Так как разделение на свое-чужое, а затем на хорошее-плохое, правильное-неправильное, доброе-злое и т. п. присуще нам на генетическом уровне и потому легко усваивается. Иммунная система, отторгающая все инородное, действует на уровне физиологии и, по всей видимости, органически также встроена в психику, хотя и в примитивном виде. Как показал в свое время Клод Леви-Стросс, мифология структурируется на тех же «бинарных оппозициях» (исследования касались индейской культуры, а затем, подхваченные этнологами и филологами, перекинулись на другие ранние национальные культуры; у нас в этой области успешно занимались В. В. Иванов и ныне покойный В. Н. Топоров).

Однако постижение мира, жизнь в мире нуждается в более сложном душевно-ментальном инструментарии. С этим столкнулись еще в далекой древности, что выразилось, например, в обычае экзогамных браков (муж и жена должны принадлежать разным родам или кланам): жесткая кровнородственная изоляция стала «дырявиться» интегрирующими элементами. В еще более непростом душевно-ментальном инструментарии нуждаются современные люди, особенно в полиэтнических и социально многослойных обществах. Тем не менее наша начальная школа упорно вдалбливает именно «бинарные оппозиции» в их самом примитивном и абстрактном виде. Характерный пример — «ознакомление» с русским фольклором. Учителя поучают детей, что в сказках повествуется о борьбе добра и зла, и добро, конечно, побеждает, причем речь идет исключительно о добре и зле «вообще». В действительности же персонажи сказки не просто делятся на добрых и злых: доброе и злое в сказке и былине всегда, хотя иногда неявно, соотносится со своим и чужим, причем только в кровнородственном смысле, — иными словами, доброе — это свое, кровное, родное, а злое, нехорошее — это чужое, инородное, инонациональное. Не всегда явная выраженность этой дихотомии связана с тем, что когда-то слушателям сказок это было и так очевидно.

Наши педагоги, в большинстве, обычно не обращают внимания или не знают этого обстоятельства — кровнородственно и национально ориентированного добра и зла в сказке. Она толкуется в абстрактно-морализаторском плане и становится по преимуществу забавой. Неподчищенная литераторами сказка, как правило, призвана внушить: свое, наше находится под опекой нашей природы (животных, рек, деревьев и т. п.) и наших предков (в виде старичков, родовых вещиц, характерно национальных предметов и т. п.), а противостоят ему чужекровные, особливо их предки (баба-яга, кощей и т. п.). А поскольку наш «Иванушка» в конце концов обязательно преуспевает, даже не будучи шибко умным, сильным, богатым, вырисовывается недвусмысленная мораль: держись своих и никогда не пропадешь.

Вся эта мораль пракультурна и имела несомненно значение в народном самовоспитании, сохраняя его этническую самость. Но вот, настала иная эпоха и возникла задача сплочения огромной разнокультурной, полиэтнической страны... Поэтому еще в 19 веке в трактовке сказок стараются игнорировать их подлинный смысл, а в советское время «дружбы народов» тем более. Такова ситуация и сейчас.

Сказки насыщены и другими пракультурными установками. Скажем, бросается в глаза акцент на все маленькое, отверженное, неказистое, которое, вместе с тем, становится в сказке во главу угла, побеждает: допустим, мальчик-с-пальчик оказывается сильнее людоеда. Самый младший, последний ребенок оказывается наиболее удачливым (в народном сознании он неизменно пользуется особенной симпатией). (По этому поводу, в частности, см. «Пракультурная установка: «многое в немногом»».) Сказка обычно содержит «намеки» на прохождение через иной мир, на необходимость принесения жертвы и на многое другое, относящееся к пракультурным представлениям и обычаям, о чем учитель молчит, да и вряд ли знает.

Таким образом, один из важных компонентов национального наследия — фольклор — оказывается сфальсифицированным. В советское время школа в искаженном виде преподносила и русскую классику, да и сегодня ее стараются использовать для морализаторства. Периодически, на протяжении двух веков, предпринимаются попытки в «выгодном свете» также представить историю народа и государства. Причем, понимание «выгоды» каждый раз меняется... Школьника помещают в выдуманный, «нарисованный», «крашеный» (В. В. Набоков) мир, а когда он отряхнется от школьных заморочек, ему придется на все взглянуть по-новому — и получится ли из этого что-то реалистичное и нравственно здоровое, кто же поручится...

См. также: