Элементарная динамика индивидуальной душевной жизни и ее аналогии в истории и культуре. Здесь мы обсуждаем ту же тему, что в заметках: «Закономерности и пракультурные механизмы в индивидуальной психике. Аналогии с социокультурной сферой», «Сказка о Кощее и органический подход к душевной культуре». Еще раз, с уточнениями, изложим упрощенную схему, которую можно назвать «элементарной динамикой душевной жизни». Название, видимо, чересчур широкое, но зато понятное. Оно соответствует и содержанию излагаемого: мы не вникаем в анатомию и в физиологию процессов, сопровождающих душевную жизнь, а описываем ее примерно так, как это делается при описании функций какой-либо системы («что она делает?», «для чего она служит?», «что при этом происходит?» и т. п.). Использование в науке и технике подобного рода метафор — обычный прием. При этом, конечно, отчасти теряется специфика предмета, упускаются, может быть важные, детали, но достигается обозримость.

Итак. Допустим, мы восприняли что-то из внешнего мира. Это означает, что данное восприятие уже вошло в контакт с нашей психикой (душой). Теперь перед нею «возникает вопрос» (не обязательно осознаваемый): следует ли данному восприятию стать нашей собственностью, стать психическим элементом, органически связанным с наличным содержанием нашей душевной жизни? Дополняет ли, обогащает ли этот элемент то, что мы уже имеем, или он совершенно чужероден нам, — нашему «собственному Я». Решает сей вопрос специальный психический механизм, который мы назвали охранительно-адаптирующей системой (ОАС). Он осуществляет две функции: охраняет, изолирует собственное Я от внедрения в него чего-либо совершенно несвойственного ему, чужеродного; соединяет, «совокупляет» восприятие с наличным душевным содержанием, если для него таковое восприятие приемлемо. Можно еще сказать, что ОАС наделяет новое восприятие первичным смыслом: выясняется, может ли оно стать нашим или же оно чуждо нам. Если восприятие чуждо, неприемлемо, непонятно, оно отправляется в некую область нашей психики, которую естественно обозначить как «несобственное Я». Уточним, что теперь это восприятие может не иметь первоначального вида, так как в напрасных попытках приспособить его, адаптировать к собственному Я оно могло как-то измениться. Как бы то ни было, оно отныне получает метку (клеймо) чужого. Несобственное Я — это огороженное местопребывание клейменых восприятий. (Заметим, что и в случае удачных попыток восприятие усваивается не всегда в том виде, как оно заявило о себе вначале.)

Таким образом, ОАС прибегает к доступным ему средствам, чтобы внедрить восприятие в собственное Я, «совокупить» их, а ежели это не получается в силу их изрядной несовместимости, взаимного неприятия, то ОАС заключает неугодные восприятия в несобственное Я, причем те неизменно норовят вырваться оттуда, и, бывает, успешно. Это можно интерпретировать также на языке пракультурных установок: как изоляцию собственного Я от чужеродного ему — в случае неприемлемости восприятия, и как превосходство собственного Я, его победу над любым восприятием — в случае его приемлемости или неприемлемости. (Об этих пракультурных установках см., в частности, «Культура как арена противоборствующих ей и друг другу пракультурных стремлений».)

Что еще следует добавить? Прежде всего, уточним некоторые свойства ОАС. Она (система) функционирует с неодинаковой эффективностью и вообще по-разному в зависимости от множества факторов, генетических, возрастных, в зависимости от культурного воспитания, от заболеваний и т. п. Скажем, в детстве и младенчестве ОАС более снисходительна к новому: в разряд чужого, неприемлемого попадает сравнительно с более поздним возрастом меньше восприятий; в старости наоборот: ОАС жестка и непримирима к непривычному, новому — ОАС стремится не столько к обогащению собственного Я, сколько к его изоляции. Наконец ОАС, как и органы восприятия, устает от непрерывной работы с внешними восприятиями и нуждается в отдыхе — причина сна и отключения органов восприятия именно в этом. Это, впрочем, не означает, что вся психика блокируется, так как по своей природе она, видимо, такова, что ей все время требуется хоть сколько-то «пищи» — восприятий, она не желает голодать. Но если внешние источники восприятий перекрыты, то откуда же их взять? — только из несобственного Я! Усталая ОАС снижает требования к восприятиям, в том числе к помеченным, клейменым и они вступают в соединения с какими-то элементами собственного Я, особенно во сне, но, скорее всего, временно: пробудившаяся ОАС вновь изгоняет чужаков — «духов тьмы». Упомянутое снижение требований выражается в том, что признаки, по которым элементам разрешается сближение, являются более абстрактными, основанными на далеких аналогиях, и самих тестирующих признаков не так много. Надо сказать, что и терпимость, толерантность людей друг к другу и к разным идеям и фактам воспитывается не призывами, а воспитанием и образованием, в ходе которых человек научается обобщать, абстрагировать, проводить аналогии. Снижение требований может происходить и в отношении к внешним восприятиям, коль скоро собственное Я испытывает «голод» в результате изоляции от внешнего мира. Отмеченное еще Фрейдом снижение во сне «цензурной» планки есть частный случай описанного выше вторжения чужеродного в собственное Я. Однако, в отличие от Фрейда, мы не считаем, что клейменые элементы возникли исключительно как воспоминания о реальных эпизодах, неприемлемых по моральным соображениям, — они, эти элементы, могли быть восприняты чисто случайно и сам человек может не иметь к ним прямого отношения.

ОАС в психике представляет собою тот случай, когда охранение собственного Я от чужеродного и приобщение того, что приемлемо, то есть функции изоляции от нового и превосходства над новым реализуются одним и тем же механизмом. Причем превосходство собственного Я фактически осуществляется тогда, когда восприятие принимается в его священные чертоги, и тогда, когда не принимается и изгоняется в несобственное Я. Изложенные представления позволяют предположить, что большинство психических патологий вызвано нарушением в функционировании ОАС — в ее ошибках при отделении чужеродного, поскольку именно последнее, проникая в собственное Я, нарушает его деятельность.

Еще несколько существенных замечаний. Собственное и несобственное Я не стоит представлять себе как анатомически разделенные области мозга. По-видимому, гораздо ближе к истине следующее понимание. Любое впечатление (восприятие), становясь психофактом, насыщено большей или меньшей энергетикой, образно говоря, живостью. Неприемлемость психофакта означает, что неоднократные попытки его присоединения к собственному Я неудачны, при этом чем больше попыток, тем больше теряется первоначальной энергии психофакта. В результате он превращается в нечто «холодное», некий «трупик». Лишь иногда такие психофакты набираются новой энергии, заимствуя ее, главным образом, у новых впечатлений — чаще всего это происходит во сне. Что же касается механизма воспоминаний, то вспоминаются прежде всего психофакты, наделенные большей живучестью (энергетикой). Именно поэтому психофакты, относящиеся к несобственному Я, имеют гораздо меньше шансов всплыть в памяти, а если это случается, то, как уже говорилось, благодаря заимствованию энергии у ассоциативно связанных с ними новых психофактов.

Далее несколько примеров из разных областей, где прослеживаются аналогии с «динамикой индивидуальной душевной жизни».

Ограждение родов, этносов, культур от чужеродных вмешательств и влияний — извечная проблема человечества, которую решать все труднее. Подобно тому, как вторжение в собственное Я неприемлемых для него элементов может разрушить его, сходное явление в культурах нередко приводит к тем же результатам. Охранительно-адаптирующие средства обычно встроены в сами культуры или (и) входят в прерогативы государства. Чувства превосходства характерны для сообществ, способных без заметного для их членов ущерба инкорпорировать инонациональные, вообще инокультурные элементы, а также способных противостоять любому вмешательству.

Ночь — пора, благоприятная для всевозможных нападений. Причина не столько в том, что ночью попросту темно, сколько в усталости психики в эту пору у потенциальных жертв — их «бдительность» ослаблена так же, как у ОАС в отношении агрессии несобственного Я.

У древних монахов одной из важных добродетелей было ограничение времени сна, так как тогда из несобственного Я вылезает всяческое непотребство, дурные помыслы, вытесненные молящимся. Повторное их вторжение оскверняет душу. Согласно преданиям и легендам, злые духи, ведьмы, черти прилетают в полночь, а улетают на рассвете.

Чужое, неприемлемое для собственного Я, как правило, не уничтожается, а вытесняется в несобственное Я. Это явление давно было замечено и, возможно, в этой связи в большинстве религий утвердилось представление о неуничтожимости зла, а, в лучшем случае, лишь о возможности его изоляции. Таково, к примеру, утверждение в Апокалипсисе св. Иоанна Богослова о будущем, после Страшного Суда, бытии дьявола: он будет «ввержен в озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков» (20; 10).

После долгих лет заключения выпущенный на волю и вполне раскаявшийся, то есть вытеснивший зло в несобственное Я, человек тем не менее вновь втягивается в прежние злоумышления. В психике во время и после изоляции ОАС ослабляет требования к чужому, в том числе аморальному. Этот феномен не следует путать с рецидивизмом.

Везде и всюду, где имеет место выбор, отбор, экзамены и т. п., ситуация напоминает отбраковку одних восприятий и приобщение других.

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»