Священное и смех. Однажды междусобойничали две дамы (на радио): одна рассказывала про российский чин венчания на царство, а вторая для оживляжа задавала вопросы, и время от времени обе подхихикивали. Сначала это возмущало, а потом появилась мысль: они стесняются говорить о священном, оттого и выскакивают из них смехохочки. Когда-то диковинно выглядел православный юродивый — во всяком случае, его внешний вид, хоть у кого-то, мог вызывать смех, да и сам он был горазд на высмеивание окружающих. Наш замечательный ученый, ныне покойный А. Н. Панченко, на основании этого даже увидел в юродивом продолжателя древнерусских скоморохов. Панченко, конечно, ошибался: Христа ради юродивый и глумец-скоморох совсем разного духовного склада. Но тот и другой сакральные персонажи, пусть и противоположного характера святости. И как раз оттого, что они сакральны, они должны вызывать смех и сами смеяться. Между прочим, Достоевский был непрочь поиронизировать над современными ему юродивыми. Немного другой пример — картина Сурикова «Боярыня Морозова»: слева от саней, на которых везут непримиримую святомученицу, хохочущая толпа, а справа стоят сочувствующие ей. Или еще: полно насмешливых историй про духовенство, вспомним хотя бы пушкинскую «Сказку о попе и о работнике его Балде». В самом Евангелии рассказывается, как римские воины потешались над Христом. А вот и когда-то любимая интеллигенцией книга М. М. Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренассанса», где карнавальная культура представлена как фактическое пародирование и своего рода переворачивание священных обрядов. Те же мотивы встречаются в русской популярной литературе 17 века («Служба кабаку» и др.). Неизменный смех до сих пор вызывают скабрезные анекдоты, так как половая сфера и сейчас как бы сакральна.

Сущность смеха близка к страху и выражается в отталкивании, в ограждении. А все священное испокон века, по своей сути, должно быть отделено от «мирской жизни». Всякого рода табуирование, запреты всегда в той или иной мере сопровождают священное (ярчайшие примеры связаны с властью, которая не может не сакрализоваться, но использует не смех, а страх). Священное, страх и смех — родом из пракультуры (у животных аналогом смеха являются рычание и лай). Священное, как правило, содержит в себе нечто глубинное, постигаемое не умом, а интуитивно, неким прасознанием. Одни люди способны «войти в контакт» со священным, хотя бы отчасти, другие не выносят, не желают или не могут этого, а потому и «отталкиваются» от него смехом. И именно такая их реакция (впрочем, не всегда) свидетельствует о присутствии священного.

В современном православии смех табуирован; «без ума смеялся» — входит в перечень стандартных грехов. Не слишком успешная борьба со смехом в истории христианства начинается с первых веков н. э. Общая тенденция практически состоит в том, что священное стараются не столько ограждать от человеческой суеты, сколько — наоборот — приближать к житейским нуждам. Один из видов такого сближения — молитвенные прошения о чем-либо, что, кстати говоря, нередко приводит к потере веры — ведь далеко не всякое прошение находит реальный отклик. Даже религиозно опытные люди не всегда понимают, что сущность веры не в том, чтобы получить просимое, а в самом обращении к Богу и Его святым, независимо от практических целей такого обращения.

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»