О гордости. Дополнительные подробности о психическом механизме восприятия и понимания. Культурологический и психологический аспекты. Нетрудно заметить, что в русском языке такие слова, как гордость, гордыня и огороженность, ограда, принадлежат одному и тому же этимологическому гнезду. В этом проглядывает смысловая связь, отраженная в культуре и психике. Рассмотрим это подробнее. Как известно, во всякой культуре существуют обособленные, заметно отличные от прочих элементы, а в социуме — кровнородственные ячейки, кланы, властные слои, страты, группы, сословия, классы. Каждый из этих «изолятов» имеет средства социокультурной изоляции, своего рода «изоляторы». В качестве таковых в разные времена выступали специфические для каждого изолята права и обязанности, объективно фиксируемая религиозная и национальная идентичность, одежда, вид и размер собственности, образ жизни и т. д. Несмешиваемость, отделенность изолятов обеспечивает им некоторую автономность и самосохранение, а следовательно, большую или меньшую историческую устойчивость и возможность независимого внутреннего саморазвития.

Самостоятельную жизнь изолята нередко поддерживает еще одно немаловажное средство — пракультурная установка на превосходство, возвышение. Соответствующие ранги часто закреплены официально. Стремление приподняться над остальными можно заметить не только между социокультурными изолятами, но и внутри каждого изолята. Скажем, в дворянстве было убеждение, что оно выше буржуазии и крестьянства, а в каждом из этих изолятов со временем созрели аналогичные убеждения относительно всех остальных. Но и чуть ли не каждый дворянский род считал себя в чем-то выдающимся среди дворянских же родов (об этом есть иронический пассаж у И. С. Тургенева), и то же при надлежащем внимании можно обнаружить среди других сословий. В социокультурной сфере стремление возвыситься реализуется многими способами: через внешний вид, демонстрацию знаний, умений, богатства, через близость к власти и иным сакрализованным институтам, через положение на общественной лестнице и т. д. В душевном плане это реализуется таким умственно-чувственным конструктом, как гордость.

Как показывает жизненный опыт, люди выращивают в себе гордость по любым, в том числе противоположным, поводам: у меня есть такие-то родители или дети, я принадлежу к такой-то нации, у меня такие-то способности, я — успешный, я — честный или ловкий, мне на всех наплевать, меня любят — список можно продолжать до бесконечности. Подспудная причина, как уже говорилось, в том, что человек стремится оборонить свою сущность и свое существование от разных посягательств. В старину индивидуум полностью никогда не вычленял себя из семьи, рода, сословия, а потому, если уж гордился, то прежде всего изолятами, которым принадлежал, а потом уж самим собой. Сегодня индивидуум гораздо независимее от социокультурных изолятов и его чувство гордости возвышает прежде всего его самого, нередко лишь в собственных глазах. Для гордого человека весь мир заключен в нем самом: non multa, sed multum — многое в малом. Выражаясь по-старинному, микрокосм приравнивает себя макрокосму.

В человеческой душе гордость реализуется специфической «настройкой» психического механизма, осуществляющего восприятие и понимание (о самом механизме см.: «Элементарная динамика индивидуальной душевной жизни и ее аналогии в истории и культуре», «Закономерности и пракультурные механизмы в индивидуальной психике. Аналогии с социокультурной сферой»). Коротко напомним устройство указанного механизма (речь не о физиологии, а о функциональном аспекте). Все поступающие впечатления, в том числе порождаемые самой психикой, соотносятся с наличным ее содержанием, которое мы называем собственным Я: если впечатление вписывается в это содержание, то есть не вступает с ним в коренное противоречие, совместимо с ним, то психика обогащается чем-то более новым, если же возникает несовместимость, впечатление загоняется в некий отстойник, который мы называем несобственным Я. При этом — в данном случае на это следует обратить особое внимание — при проверке на совместимость поначалу неприемлемое впечатление может подвергаться трансформациям, благодаря которым это впечатление, больше или меньше измененное, все же присовокупляется к собственному Я. Вообще, психическая работа с новым впечатлением имеет целью не отвергать с порога неподходящее, а «проглотить» его, если только оно хоть сколько-то подходит. В этой связи можно образно говорить о неком пороге, переступив который впечатление усваивается собственным Я. Чем выше порог, тем меньше объем усваиваемой информации. А чтобы увеличить объем, впечатление «обрабатывается», но «обработка» исключает подлинную новизну. Так вот — внимание: интенсивность такой «обработки», ее жесткость может быть различной. Если исключить патологии, то уровень интенсивности и величина порога в первую очередь «настраивается», задается воспитанием, а затем корректируется жизненным опытом.

Чем больше упомянутая интенсивность и величина порога, тем меньше собственное Я обогащается подлинной новизной, тем жестче придерживается определенной линии и обороняет свою самость, — о таком человеке обычно говорят, как об ограниченном и гордом. «Идеальный» гордец, с чем ни встретится, о чем ни узнает, все приспосабливает под свое понимание и свои цели. Что касается воспитания гордости, то оно почти безошибочно бьет в цель, если придерживаться хотя бы двух принципов: никому ни в чем не внимай и не доверяй, кроме узкого и определенного круга лиц, к примеру, родителям; все, с чем сталкиваешься, приноравливай к своему разумению или тех людей, которым доверяешь. Коль скоро в человеке воспитано «чувство гордости», не важно в отношении чего, то этот же психический механизм будет действовать, если предмет гордости поменяется.

В то время, как все человечество основывало свои культуры, религии, моральные нормы на «чувстве гордости», касалось ли это национальной, родовой или сословной принадлежности, появилась религия, радикально заявившая, что сие чувство есть самый большой порок, — это было христианство. Весь Новый Завет, все учение Христа и Его апостолов пронизано призывами отвергнуть это чувство. Вот что, тому как более тысячи лет назад, писал и доныне весьма почитаемый в православном мире игумен Иоанн по прозвищу Лествичник (его знаменитая книга называется «Лествица» — о постепенном стяжании иноком христианских добродетелей): «Гордость есть отвержение Бога, бесовское изобретение, презрение к людям, матерь осуждения, исчадие похвал, знак бесплодия души, отгнание помощи Божией, предтеча умоисступления, причина беснования, источник гнева, дверь лицемерия, грехов хранилище, неведение сострадания, бесчеловечный судья, корень хулы» (Слово 23). Почему же основатели христианской Церкви и ее твердые последователи так бескомпромиссно оценивают гордость? Очевидно потому, что первоначальное христианство непримиримо противостояло язычеству, в котором выше всего ставилось нацинальное, родовое и сословное достоинство. Кроме того, можно предположить, что проповедники христианства сразу же заметили, что гордость, а следовательно, опора на самодостаточность и закрытость для нового лишает проповедь убеждающей силы. Проповедники обещали спасение тем, кто уверут в Спасителя, в Иисуса Христа, а утвержденный в своей правоте язычник недоумевал, от чего или от кого надо спасаться, тем паче, что ему помогают свои боги. Возможно, есть и другие причины, о которых могли бы сказать люди духовно опытные и более проницательные...

А что получилось? Не просто обнаружить христианскую общину или Церковь, члены которой (конечно, не все) не считали бы себя ближе всех к Богу и не гордились бы этим. Хотя у того же игумена Иоанна ясно сказано: «Кто упорно настаивает на своем мнении или слове, тот одержим дьявольским недугом, то есть гордостью» (Слово 4). Тут, как говорится, ни прибавить, ни убавить...

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»