Психологический и культурно-исторический взгляд на отождествление человека с нечеловеческим миром. Психологи и социологи уже много лет занимаются проблемой идентификации (отождествления) индивида с другими людьми, их объединениями, социокультурными категориями. У нас речь об ином — о том, как человек расширяет свою личность, отождествляя себя с миром не только человеческим.

Ядром содержания психики являются психофакты кровнородственного характера, так как с них у младенца и ребенка начинается знакомство с миром. Поэтому чувственное, умственное и прочее знание о нем систематизируется и структурируется по аналогии с родственными отношениями и типами. Это относится не только к знанию социума, что следует хотя бы из работ З. Фрейда и К. Г. Юнга, но, по нашему разумению, относится к миру нечеловеческому. Все последующее содержание психики, весь дальнейший жизненный опыт нарастает на основное ядро, проникаясь его смыслами, однако чем дальше от него, тем затушеваннее, тем менее явно эти смыслы проступают. Так происходит постижение человеческого и нечеловеческого (природы, техники и т. д.) мира, говоря обобщенно, отождествление человека с миром. Для того, чтобы с чем-то войти в контакт, в практическую связь, чтобы что-то — неважно что! — понять, да и просто ощутить, необходимо иметь с ним нечто сходственное, близкое. Иными словами, чтобы жить в мире, человеческом и нечеловеческом, человек в какой-то степени отождествляется с ним, тем самым как бы расширяя себя.

Рассмотрим чисто гипотетический «мысленный эксперимент». Человек очутился на некой планете, где природа совершенно не похожа на нашу — ни в чем, ни по каким внешним признакам. Но человеку предстоит там жить и, хочешь-не хочешь, он должен как-то понимать окружающую его среду. Сначала бессознательно, инстинктивно, а затем осознанно он изощрит свои познавательные способности, чтобы обнаружить в инопланетной среде прежде всего то, что достаточно тесно соприкасается с имеющимся в его психике содержанием. Предположим далее, что все это содержание заключено в ядре, то есть наш экспериментальный человек сохранил из прошлой жизни только то, что было связано с родителями и родней. Самое общее, ключевое знание такого рода сводится к чувству живого. Основополагающее представление о нем человек несомненно получает из общения с родителями и родней. Именно это — живое — он в первую очередь будет пытаться обнаружить в окружающем его мире, в том числе нечеловеческом. Иначе ничего понять нельзя — ведь человек может понять лишь то, что он чувствует в себе самом. До того, как прийти к пониманию, нужно обладать предпониманием.

Вернемся к нашему эксперименту. Следуя описанной логике, наибольший интерес в «инопланетной природе» вызовет то, что как-то движется, звучит, на что-то воздействует, меняется. Потом будет обращено внимание и на другие, «живоподобные», качества. Вероятно, именно так познавал мир древнейший человек и так познает его младенец — в результате в мире проявляется живое. В земных условиях «оживление» касается поначалу людей, флоры и фауны, а затем и остального. Ошибочно думать, что тем самым человек приписывает окружающему только свои собственные чувства, что он их навязывает окружающему. Ошибочно так думать потому, что никакого «окружающего» в полном отрыве от культуры, ментальных представлений, жизненного и научного опыта не существует. А если что-то и есть, как полагал Кант, то о нем как таковом мы ничего не знаем. (Подробнее об отождествлении с миром на основе чувства и понятия живого см. в рубрике «Живое», а также в гл. 1, 5, 12 книги «Генеалогия культуры и веры: зримое и тайное»).

Научившись обнаруживать повсюду живое, — различное по специфике и силе, — человек получил возможность практического и отвлеченного (через понятие «духов») постижения мира, возможность расширения себя через отождествление с ним. Причем сама по себе психика так устроена, что человек инстинктивно стремится к познанию и отождествлению. Это вызвано тем, что психика систематически испытывает своеобразный голод и требует насыщения, пока не начнет старчески или патологически усыхать. Наличные психофакты, подобно прожорливым и агрессивным существам, стремятся соединиться и поглощать друг друга, чему подвергаются и новые психофакты (подробнее см. в заметках в рубрике «Индивидуальность, личность»).

Живоподобие мира являло себя не столько через умственное познание, сколько через непосредственное чувство, в том числе через еду, дыхание, обоняние, звуки, зрение и т. п. Отождествление было и умственным, и чувственным, а затем и духовно-душевным, когда появились божества. На этой основе вырабатывалось положительное отношение к миру, то, что Люсьен Леви-Брюль назвал партиципацией. Как следствие, это должно было найти отражение в культуре, что и происходило в форме обрядовой эстетизации, то есть посредством всевозможных обрядов. Если бы не эстетизация, люди вряд ли бы могли что-то бескорыстно любить. Так называемые наскальные рисунки, изготовление обычных и сакральных вещей тоже было обрядом. Черты обрядовости сохранились и в наше время — в искусстве и даже в технике, где роль обряда в упрощенном виде играет технология изготовления.

Непрерывные соприкосновения с миром и божествами могли порождать и страхи, и опасения, и враждебные чувства — человек не отождествляется с чем попало! Но доминировало все же положительное восприятие и понимание. Доминирует оно и сейчас, однако со временем менялось содержание «положительности». Одно дело почитание, симпатия, щадящая любовь, другое — когда «положительность» означает, главным образом, полезность, ее извлечение для разных надобностей и целей. Мир, включая людей, из «друга и брата», из помощника и опекуна, понимаемый как нечто родное (родная земля! родная природа! и т. п.) постепенно превращается в средство для чего-то. В обоих случаях отношение к миру положительное, но наполненное таким разным смыслом! (На эту тему неплохо еще почитать статью «Непосредственные отношения в личной сфере существования. Использование и щажение»).

Не стоит полагать, что «использовательство» направлено только на то, что находится вне самого индивида — оно направлено и на него самого, поскольку человек отождествляет себя с миром, и различие между ними весьма условно. Как говорится, увяз коготок — всей птичке пропасть. Благодаря отождествлению человек и мир фактически оказываются встроенными друг в друга. Строго говоря, сами по себе, отдельно взятые человек и мир не существуют и их разделение не более чем удобная абстракция.

Использовательское отношение возникло у человека в первую очередь из-за того, что он стал определенной частью, функцией достаточно организованного социума, в котором и для которого он выполняет те или иные роли. Убежденный в том, что в качестве личности он служит обществу и государству, оказывается средством, человек сделал еще всего один шажок, чтобы и все то, что считается миром, природой и т. п., тоже служило обществу и государству, и ему, как личности. По той же схеме развиваются техника, промышленность, сельское хозяйство.

Использовательское отношение получило дополнительную санкцию в результате распространения сциентистской идеологии. «Научный подход» стал непререкаемым синонимом истинного познания. Для «научного подхода» характерно прежде всего оперирование абстрактными, внечувственными понятиями и терминами, как будто не имеющими ничего общего с «чувством живого». «Научный подход» оперирует исключительно неживыми категориями. Даже в гуманитарном и биологическом комплексе наук апелляция к упомянутому чувству запрещена... Ну, а с мертвым допустимо делать что угодно.

Небольшое добавление. Установка на сугубо человеческие ценности, права человека, даже культ индивидуальности не смягчили использовательства ни по отношению к человеку, ни, тем более, в отношении мира. Они внесли в мировоззрение и жизнь только то, что индивид как бы сам решает, каковым ему быть, как он сам себя использует, и за него это уже не делает кто-то другой. А «как бы» потому, что, живя в условиях массовой культуры, индивид почти постоянно находится под ее воздействием и делает то, что она ему велит, хотя, возможно, и не замечает этого.

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»