Стоит ли интересоваться прошлым? Современные писатели, авторы и постановщики спектаклей, киношники, художники редко ставят перед собой задачу постижения подлинного духовного содержания прошедших времен, а если и ставят, то им, как правило, не удается ее решить. Причина, вероятно, в том, что и сам умелец, и большинство потребителей его продукта не придают серьезного значения прошлому, а потому не в состоянии почувствовать и понять его духовное содержание, разве что в каком-то слишком обобщенном виде, приноровленном к нынешним словесным стандартам. Разумеется, вряд ли стоит всерьез восставать против Гамлета, бегающего в джинсах, поскольку истинная задача постановщика заключалась не в оживлении собственно шекспировской трагедии, а в воплощении отчасти с нею связанных его личных мыслей и чувств, для чего нынче все средства хороши. И прекрасно, если постановщик сделал свое дело умело и талантливо, только это не про принца датского...

Есть редкие люди, наделенные талантом проникать в миры божественные и сатанинские, в загробье, способные отчасти отождествляться с их реальностью. Кто-то рождается с таким талантом, кто-то приобретает его научением. Кому-то достаточно взглянуть на небесную голубизну, чтобы почувствовать присутствие иного, а кому-то ради того же суждено часами начитывать священные тексты и отбивать земные поклоны. Правда, большинству иное вообще недоступно, о чем вразумительно сказано в Евангелии: «...Много званых, а мало избранных» (Матф. 20; 16).

То же самое относится к странникам по ушедшим мирам, то есть по прошлому. Такой, наделенный особенным талантом, странник улавливает дух эпохи и места, в чем ему могут подсоблять раздобытые останки прежней материальной культуры. Немало таковых странников среди высокоодаренных историков, археологов, палеонтологов, среди людей искусства, так называемых магов и ясновидцев, глубоко религиозных людей, но и среди, казалось бы, самых обычных. Опыт подобного рода, но в весьма узком плане, отражен в учении о реинкарнации, в христианстве и других религиях.

Несмотря на то, что такого рода странников относительно не так много, иногда они задают тон в обществе и их поддерживает власть. Так происходило в Италии примерно в 14—16 вв. Высокие мастера Ренессанса не только ориентировались на античные образцы и восхищались ими, но, осуществив синтез позднего срнедневековья и античности, довели до небывалого совершенства культуру духа в целом. Своей изощренной интуицией они преодолевали любые преграды в пространстве и во времени — религиозные, национальные, исторические. Когда-то и России повезло: сходной интуицией обладали в рамках литературно-художественной образности А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, Ф. И. Тютчев, Вяч. И. Иванов, Влад. С. Соловьев, А. А. Блок, В. Я. Брюсов, Н. А. Клюев, П. А. Флоренский, М. И. Цветаева, Арс. А. Тарковский, М. А. Булгаков.

Способность проникновения в дух прошлого задана изначально, пракультурно. Почитание предков, вызванное их бесспорным духовным влиянием, было, вероятно, первым и вполне очевидным проявлением указанной способности. Исключительно духоносны некоторые произведения искусства, поэтому их созерцание и вчувствование в них лучше чего-либо раскрывают духовный этос национально-исторических эпох. Наиболее яркий пример в этом отношении преподал упоминавшийся Ренессанс. Постижение древности происходит при молитвенном общении с древними святыми, особливо через посредство их икон. Старина вещает о себе и через предметы быта, через украшения, ежели, конечно, не смотреть на все это с меркантильной точки зрения.

Странники по ушедшим мирам — это своего рода любители прошлого как такового. Но, допустим, что прошлое нас занимает не само по себе, а как исключительно полезное знание. Осмелимся утверждать, что оно не только полезно, но и необходимо, коль скоро нам хочется как-то повлиять на настоящее. Чаще всего мотивом и стимулом активного воздействия на наличную культуру служит некий устремленный в будущее идеал. К примеру, не так давно мы были свидетелями или участниками подобного преобразовательного пыла, вдохновляемого туманным будущим под названием коммунизм. Подозреваем, что всякая цель, помещенная за временный горизонт, приводила к тому, что усилия по ее достижению оборачивались совсем другим результатом. Так не разумнее ли направить наше усердие на изменение того, что непосредственно обозримо, сообразуясь с практическими целями? Как будто бы разумнее, но и тут подстерегает соблазн действовать властным приказом, силой, не ведая того, как на самом деле устроена та социокультурная действительность, которую намерены менять. Особенно сложен случай, когда сама действительность устремляется куда-то, не слушая приказов.

О чем же говорит нам опыт прошлого? Наличная культура обычно содержит в себе немало следов, пережитков, рудиментов, неосознаваемых пластов прежних культур. И все они, как и наличная культура, представляют собою фрагменты пракультуры или надстройку над нею, используя ее энергетический потенциал, ее витальную силу ради поддержания жизни и ее развития. Стоит в культуре появиться прорехе, культурному вакууму, как на историческую сцену выступает пракультура с ее энергией — в хаотическом виде или в виде пракультурных установок, что обычно имеет как отрицательные, так и положительные последствия. Культуру, включая рудименты, вообще можно трактовать как систему «проводников», по которым эта сила перетекает. Следовательно, изменения культуры фактически ведут к перераспределению потоков пракультурной энергии, — что и необходимо достаточно ясно представлять и предвидеть. А этому как раз может помочь знание самой пракультуры, а также условий ее проявления и тех культурных форм, в которых она, чаще всего скрытно, но реально, присутствует. Для чего и приходится изучать прошлое.

Возьмем, например, вторую половину 19 века в России. После реформ 60-х годов, расшатавших прежний социокультурный организм, дети клириков, купцов, ремесленников, зажиточных крестьян, — одним словом, разночинцы, активизировались в поисках места под солнцем. Они хлынули в университеты, в деловую жизнь, загорелись разными идеями. У них была некоторая свобода действий, но большинству из них она казалась недостаточной. Их доминирующее стремление сначала заключалось в том, чтобы добиться полного равенства в соперничестве с привилегированным слоем, дворянством и высшей бюрократией, а затем превзойти его. Многие из них полагали, что, в отличие от привилегированного слоя, знают, что такое настоящая польза, знают, куда следует направлять государственные и общественные усилия, знают, как и зачем жить. Что касается государственной власти, то вместо того, чтобы содействовать этим людям, расширяя реальные возможности к применению их способностей и активности без «потрясения основ», им чинили всевозможные препятствия. А когда спохватились, было поздно. Маргинальная идеология самого разночинного слоя вместе с разрушением дворянской культуры в конце концов привели к полному торжеству пракультурной страсти превосходства. Заразив простой народ, эта страсть стала стимулом всесокрушающей революции. В наше время та же установка и та же страсть доминирует в поведении и мировоззрении активной части населения. Причина та же, что и после реформ в 19 веке: быстро образовавшийся культурный вакуум, по сути слом прежней, советской, культуры (а отнюдь не влияние западной).

Итак, история религий и культур свидетельствует о встроенных в них механизмах преемственности и сохранения прошлого. Его наследие, даже далекой древности, присутствует почти в каждой из религий и культур, и они переполнены, как кажется, усопшими духами ушедших миров. Мы много раз на это обращали внимание, рассматривая, в частности, православие и русскую культуру. Неоднократно при этом показывали, что и такой архаичный пласт, как пракультурные установки, живуч настолько, что стоит ослабеть наличной культуре, как они, в уже неприкрытом виде, начинают захватывать опорные позиции в жизни. Возникает что-то вроде невроза, иногда даже сумасшествия, когда эти установки вырываются страстями из бессознательной сферы, где они до времени покорно и потаенно служили прочной, здоровой культуре. Однако подобные явления можно предвидеть, если внимательно отслеживать культурные процессы. Собственно говоря, фактам и проблемам такого рода почти весь сайт и посвящен.

Медицинская теория умирания основана на том факте, что по мере старения организм все хуже усваивает кислород и, в конце концов, умирает от гипоксии — резкого его недостатка. Пракультурные духи — тот же кислород для культуры. Национальная культура, не способная их воспринимать, коченеет от удушья. Но поместите старика в кислородную барокамеру, и он в ней погибнет. Пракультурные духи дают жизнь, когда сама культура здорова и приспособлена к усвоению этих духов. А дряхлеющая или надуманная, противоречащая национальным традициям культура наверняка будет сметена пракультурным напором.

Когда-то люди были уверены, что следует свято блюсти заповеданное предками. Сейчас мы так не думаем и так не живем. Предки теперь не «передние», ведущие нас. Мы шагаем по истории без поводырей, на свой страх и риск. Человечество вступило в новую фазу своей загадочной судьбы. Культурные кризисы и разрушения культур стали обычным явлением, — а вместе с этим неизбежными становятся и пракультурные взрывы. Если их нельзя предотвратить, то хорошо хотя бы предвидеть.

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»