Раскованное межличностное общение и культурные закономерности. Культура разговорного общения нередко предполагает наличие ограничений относительно тем, лексики, тональности, зависимых от места и времени общения, и, разумеется, от того, кто с кем общается и по какому поводу. Таких ограничений может быть много или мало, они могут быть слишком или не слишком определенными. Когда их не так много и они весьма расплывчаты, увеличиваются своего рода безэтикетные свободные зоны раскованного говорения. В границах этих зон, почти свободных от культуры, говорящие могут прибегать к самым разным темам, широкой лексике (в том числе к слэнгу), к любой тональности. Так называемые задушевные разговоры, стычки и ругань, житейское словоговорение и многое другое происходят именно «в режиме» свободных зон.

Благодаря раскованному общению возникает эмоционально окрашенное глубинное понимание собеседника, как в положительном, так и в отрицательном направлении. В первом случае имеет место в какой-то степени отождествление (идентификация). Его сущность заключается в том, что говорящий, нашедший в другом отклик и нечто близкое, отчасти, а то и полностью, ощущает другого как бы продолжением себя, но и себя продолжением другого. Что тут перевешивает, зависит от общающихся, во всяком случае, отождествление, как правило, несимметрично (подробнее см. «Особенности эволюции религиозной культуры. Общие закономерности разрастания и гибели культур»). Отождествление не только доставляет удовлетворение, но на нем в известной мере основаны такие формы солидарности, как семья, род, массовые движения, совместная деятельность. Любовь и дружба несоменно базируются на отождествлении.

Однако, отождествление претерпевает серьезные препятствия, — свободные зоны утесняются и исчезают, когда культура общения насыщается все более жесткими, сковывающими ограничениями, — а этот процесс старения органичен для любой культуры, если она извне не атакуется новациями и чужеродные ей влияния не очень велики. Сей процесс имеет, конечно, предел: затвердевание, неподвижность, усыхание, попросту говоря, одряхление культуры из-за утери ею своих функций приводит ее к смертельному кризису. Культура перестает реагировать на запросы исторической жизни, представляется крайне искусственной, ей не желают следовать. Так когда-то случилось с аристократической культурой (об этом много у Л. Н. Толстого), а ближе к нам — с советской культурой (кризис продолжается).

Когда же кризис развертывается, то есть здание культуры рушится, начинают править бал пракультурные установки превосходства, изоляции, присвоения, отождествления и др. Они, бывает, противостоят друг другу, но, главное, как прежде не сдерживаются и не обрамляются культурой. Свободные зоны общения резко расширяются и в них преобладают развязность, грубость, попросту хамство, в том числе среди официальных лиц. Иногда перерождается и задушевность: ее место заступает неуместная и циничная откровенность вкупе с лицемерием, залезание в душу, фамильярность и т. п. Что касается отождествления, то оно приобретает более широкие масштабы, занимая центральное положение в массовой психологии (вероятно, впервые на это обратил внимание З. Фрейд). Извращенную задушевность нынче можно наблюдать, к примеру, среди молодых женщин, преуспевших самостоятельно, а чаще за счет выгодной сексуальной связи. Когда-то это были девочки, усвоившие ту или иную разновидность советской культуры, и затем лично пережившие ее слом. Их ментальность еще долго будет находиться во власти пракультурных установок, особенно превосходства.

Культурный кризис в России, набиравший силу со второй половины 19 века, достигший максимума в начале 20-го, и бушевавший до конца 20-х годов, сопровождался и отчасти был следствием исторического пробуждения народных низов и повышенной активности молодежи и разночинного слоя. Вероятно, в этих частях общества свободные зоны всегда были сравнительно шире, но до второй половины 19 века положение вещей в этой области нам почти неизвестно. А со второй половины и далее руководством в этом вопросе нам может стать художественная литература (Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, А. П. Чехов, И. С. Тургенев, А. И. Куприн, И. А. Бунин, И. С. Шмелев, М. Горький и др.). Именно благодаря литературе и знанию практической жизни утвердилось мнение об особенной и всегдашней непосредственности, естественности, душевности общений в русской среде. Но если заглянуть назад хотя бы на полтора века, а тем более в средневековую и Древнюю Русь, то мы пока что не находим подтверждения этому — вопрос открыт. Еще меньше мы можем толковать об уникальности указанного явления в русской среде: чтобы сравнить свободные зоны в разных культурах, у разных народов, нужно выработать научный инструментарий, которого нынче нет.

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»