Первая страницаКарта сайта

О живых феноменах психики и культуры. Биофизика вкупе с биохимией сегодня уже отобрали у традиционной физиологии значительную часть ее содержания, во всяком случае, к этому идет дело. В психологии происходило нечто аналогичное, только вместо атомов, молекул и прочего физико-химического ассортимента ведущие позиции стремятся занять «функции». Вот характерный текст: «Психические процессы, состояния и свойства являются функцией индивида, сформировавшегося в процессе эволюции жизни на Земле» («Вопросы психологии», 2006, № 6, с. 106). Мечта, лелеемая материалистами, кажется, близка к воплощению: изгнать из биологии, медицины, психологии объяснительные дискурсы, как-то апеллирующие к привычным свойствам живого, коротко говоря, представить живое как комбинацию неодушевленных материальных элементов. Однако вот ведь какая штука: все эти, происходящие в живом организме физическо-химические и механические процессы, нацелены по преимуществу на то развитие, которое организм претерпевает от своего рождения до своей смерти, но при этом они, процессы, вроде бы не пренебрегают собственными интересами, насколько им это позволяет устройство организма. Так нет ли в физико-химической активности, когда она вовлечена в жизнь организма, чего-то подобного волевому началу?..

У Лейбница было убеждение: сколько ни заглядывай в живое, ни углубляйся в него, каждый раз будешь натыкаться опять на живое, пусть и в другом роде. Иными словами, в живом всё живое! Николай Онуфриевич Лосский по-своему развил это убеждение и перенес его на все мироздание, создав обширную и своеобразную философскую систему, которую называл «интуитивизмом» и «идеал-реализмом». Согласно воззрениям Шопенгауэра везде в мире присутствует воля, которую до него принято было приписывать только людям... Удивительно, как «науки о живом» с напыщенным видом упорно не обращают внимания на эти, может быть и спорные, но подлинно великие догадки!..

Какую бы «науку о живом» мы не взяли, будь то биология, психология или культурология, за редкими исключениями, мы везде обнаружим идентичный объяснительный подход: в каждом явлении, главным образом, стараются выявить его значение для чего-то или кого-то, стараются увидеть в нем часть какой-то конструкции. Выходит так: биологический ли это организм, психика («душа») или культурная система, сконструированная по чьему-то замыслу или стихийно, он (она) состоит из множества деталей, сторон, проявлений и, с точки зрения целого организма или системы (а на самом деле с точки зрения исследователя!), важны лишь те функции, которые они выполняют, или то значение, которое они имеют. Речь не идет о собственно функциональном подходе, который представляет собою только логичное обобщение и финал того пути, по которому идут «науки о живом». Нечто большое и целое всегда мыслится неизмеримо важнее частей. Получается так, что «организм», живой в целом, в конечном счете скроен из как бы неживых деталей. Если в них и признается самостоятельная жизнь, то как таковая она остается «за кадром». Да по сути и в «организме» как целом при таком подходе теряется живое начало, так как вряд ли нам когда-нибудь будет доступно понимание естественного синтеза живого из мертвого. В полном согласии с таким пониманием находится известное утверждение материалистов: жизнь возникает в результате усложнения материальных процессов, живое творится из неживого. Чудеса, да и только, а еще религию ругают! Выходит, что абсолютную основу мироздания составляет неживая «материя», обездушенное вещество...

Создается впечатление, что описанный подход просто копирует целенаправленную человеческую деятельность, причем крайне эгоцентричную, когда ради своих интересов человек видит в мире лишь то, что ему сгодится, что может пойти в дело: видит «материал». Особенно это бросается в глаза, когда в качестве используемых материалов оказываются люди. В древности даже изготовление каменного топора не было простым использованием свойств камня — хотя бы его переменчивое сопротивление обработке порождало естественную догадку о какой-то собственной жизни камня, а затем полученного изделия, а отсюда и диалог с ними. Безудержная установка на использование всего на свете, отношение ко всему только с точки зрения той пользы, которую можно извлечь, — это есть прямое следствие вполне определенной, но обычно скрываемой даже от самого себя установки: подлинно жив один Я, а вся остальная Вселенная есть обездушенная «материя», ну, на худой конец, где-то и есть что-то поверхностно сходное со мной. Таким же мертвящим взглядом люди начинают смотреть и на самих себя... И было бы странно, если бы иначе глядело на мир, в том числе на человека, ученое сообщество... Крайний эгоцентризм, как мы считаем, появился в результате недостаточного сдерживания культурой пракультурного комплекса превосходства.

А что если наряду с мертвым веществом наличествует, тоже как основа, как такой же кирпичик Вселенной, живое вещество? Есть еще более жесткая альтернатива — всё по-своему живо, даже атомы, как полагал, скажем, К. Э. Циолковский. Но оставим пока эти слишком глобальные эпистемные установки и остановимся на нескольких частных случаях. Думаем, что психология только выиграет и расширит свои владения, коль скоро в ее научный дискурс будут включены новые представления о мысли, настроении, чувстве, восприятии, памяти, влечениях, воображении, воле, о психических механизмах дифференциации и генерализации — представления как о самих по себе более или менее самостоятельных живых феноменах. Тогда жизнь психики предстанет в большем соответствии с непосредственно наблюдаемыми фактами — мы увидим в ней реальное столкновение и согласование множества воль, а не только разного рода конструкции. К примеру, при изучении мышления на первом плане окажется не логика, не ассоциации, не «отражение объективного мира» и т. п., а мысль как таковая, наделенная собственной активностью, стремящаяся к самоутверждению и солидарности, возглавляющая кортежи других мыслей, одерживающая победы и терпящая поражение, умирающая и воскресающая... Все это, конечно, обыденный язык и, разумеется, должны будут появиться новые понятия и новые экспериментальные методы, сочетающие самонаблюдение с внешними проявлениями. Изучение психических элементов и процессов как живых феноменов не означает бесхитростного обращения к уже готовым языковым клише, к которым принято прибегать при описании явлений в «жизненном мире». Нужно нечто специфически адекватное тем жизненным формам и видам, к которым относятся вышеназваннные элементы и процессы. Ведь живые клетки, органы, ткани, человек в целом, как и мысль, воля, воображение, сами по себе являются разными жизненными формами и нуждаются поэтому в собственных языках описания, не говоря уже о разных методах изучения. Насколько мы можем судить, подобные представления не раз всплывали в психологии в разные времена (аналогично в физиологии). Речь не о том, чтобы их реанимировать в прежнем виде — нынешняя психология в силах дать и новые трактовки.

Перспективным также выглядит «оживление» элементов культуры. Сейчас в публикациях по культурологии основное место занимают голые описания, а среди трактовок выпячиваются опять-таки «функции» и «значения», лишающие трактуемое явление жизненной самобытности. Вот характерный текст: «Ритуал как формализованное и специализированное поведение служит целям упрочения связей либо между постоянными членами группы, либо во взаимодействии между группами, снимая напряжение, недоверчивость и повышая уровень коммуникативности, ощущение общности» («Культурология. 20 век». Энциклопедия. СПб, 1998. Т. 1. С. 229). Мы, также нередко греша «функциями» и «значениями», все же с самого начала полагали, что исследуемые нами пракультурные комплексы живут собственной жизнью, питая витальной энергией надстроенную над ними культуру. В сфере культуры в роли отчасти самостоятельных, живых и весьма живучих образований выступают обычаи и ментальные представления. Об этом свидетельствуют хотя бы факты их упорного бытования, подобного самосохранению, факты постепенного умирания (превращения в пережиток, суеверие), проникновения в другие культуры (свойственная живому активность).

Теоретические объяснения в гуманитарной сфере, прибегающие к конструированию своих объектов и процессов из неодушевленных элементов, являются по сути метафорическими (о метафоричности объяснений в разных науках написано уже немало). Они переносят фокус понимания с непосредственно данной живой субстанции элементов на некую конструкцию, нечто скелетообразное или что-то в этом роде. С помощью такой манипуляции происходит дистанцирование от реальности, которая непосредственно состоит именно из «элементов», и развязываются не только руки — человек, в принципе, волен делать с такой реальностью что угодно, — но и интеллект. Благодаря этому наука обрела свободу и шагнула далеко вперед, но таков ли мир на самом деле? А «на самом деле» — это то, что достаточно понятно человеку, как цельному существу, со всем его многообразием, а не только то, что понятно на интеллектуальном уровне (подробнее см. «Генеалогия культуры и веры: зримое и тайное», глава 1). Ведь человек — пока что! — существо живое, одаренное к тому же же множеством психических способностей, возможностей и черт — поэтому пониманию человека неизмеримо ближе то, что подобно ему. Еще никто не опроверг «аксиому» Дж. Вико: «мы понимаем лишь то, что в состоянии сами проделать». Можно, конечно, сказать, что такой взгляд на мир, такое его понимание тоже попахивает метафоричностью. Действительно, разве мы можем непререкаемо утверждать, что мир тождествен нам? Не можем, но представлять мир неодушевленным, в сущности антогонистичным человеку еще менее естественно и, так сказать, еще более гипотетично. Вероятно, самым целесообразным было бы выработать какой-то компромиссный подход, так как для нас мир предстает то враждебным, то отзывчивым. Прежде всего это следовало бы сделать в гуманитарных науках — «науках и живом». Возможно, что это уже происходит в рамках сближения естественнонаучной и гуманитарной парадигм в современной психологической науке. В культурологии (отечественной) до этого еще далеко. Исследование культуры с целью обнаружения в ней живых или живоподобных феноменов пока что выглядит «гласом вопиющего в пустыне».

См. также: