Варлам Шаламов — великий русский писатель и пророк. Известный московский литератор Дмитрий Быков (журнал «Русская жизнь», 2007, № 4) отмечает, что, хотя Шаламов «высказал некоторые вещи, за которые полагалось бы, я думаю, благодарить его вечно», он, Быков, «встречал в своей жизни очень мало читателей, благодарных Шаламову». «Человек пять, не более. Зато тех, кто его ненавидел, — сотни», — уточняет он. Шаламова и в самом деле сейчас почти никто не читает. Тут играет роль и то, что на его книги прицепили ярлык «лагерной темы», которая, после стольких публикаций, многим кажется исчерпанной, — как будто в художественной литературе можно вообще что-либо исчерпать и закрыть, скажем, «тему» о любви или страдании. Но самая главная причина нечитаемости Шаламова и даже, как честно написал Быков, ненависти к нему заключается, на наш взгляд, в том, что Шаламов открыл ужасающую правду о человеке. Не об истории России, не о тоталитарной власти и массовых репрессиях, не о системе массового унижения людей и способах мучительства и т. д., — да, конечно, и об этом тоже, но об этом уже давно и, пожалуй, все известно тем, кто хотел знать и понять. В центре всего у Шаламова — конкретный человек. В этом он достойный наследник русской классики. Но ни Пушкину, ни Гоголю, ни Тургеневу, ни Достоевскому, ни Чехову, ни Льву Толстому, ни Бунину еще не открылась особенная, ранее неслыханная правда о человеке, так как существовала какая-то прошедшая многовековую отделку культура, совестливая нравственность, а власть, при которой они жили, была сурова, иногда жестока, но она со сладострастием не уничтожала кормящий ее народ и при этом не заставляла его взахлеб себя славить.

Впрочем, большинство живущих в нашей стране людей не согласятся с тем, что шаламовская правда — о них, а не всего лишь о вымерших поколениях, вернее, о некой их невезучей части. То, что это и про них, нынешних, про их до времени сокрытую «широту» и «глубину», большинство не признается ни наедине с собой, ни тем более вслух, — никогда не признается, и только где-то в душе, из какого-то ее закоулка, доносится невнятное подозрение: а я? — и тут же наскоро загоняется обратно. На крайний случай кто-то вообразит себя в персонажах исключительно положительных: не лязгающих затворами, не отнимающих и не ворующих чужую еду, не издевающихся над слабыми, несмотря ни на что честных трудягах, благо что они не обойдены заостренно сочувственным вниманием писателя. Однако вряд ли и такие люди погрузятся в Шаламова — ведь они и так уверены в том, что они — хорошие.

Причем, это, так сказать, лучшая половина нечитающего большинства. Другая половина исповедует те же взгляды, во всяком случае, не скрываясь, испытывает те же желания, что и персонажи, помеченные Шаламовым отнюдь не светлыми мазками. Не раз приходилось слышать, и чем дальше, тем чаще, что сорок или пятьдесят процентов опрашиваемого населения ностальгирует по Сталину и тоталитарной системе, ностальгически вздыхают даже те, кто родился не в советских роддомах. Не менее показателен огромный интерес молодых и средневозрастных к литературе с описанием всевозможных методик и приемов «управления людьми», манипулирования и оболванивания, построения успешных карьер, повальное стремление стать так называемыми психологами (власть над людьми имеют и учителя, и врачи, но выучиться на псевдопсихолога можно быстрее и проще). Такому разноликому, но, по сути, одномастному читательскому контингенту Шаламов чужд, непонятен и враждебен. Ведь вот что он, к примеру, пишет: «Мы поняли — это было самое главное — что наше знание людей ничего на дает нам в жизни полезного. Что толку в том, что я понимаю, чувствую, разгадываю, предвижу поступки другого человека? Ведь своего-то поведения по отношению к нему я изменить не могу, и не буду доносить на такого же заключенного, как я сам... Я не буду добиваться должности бригадира, дающей возможность остаться в живых, ибо худшее в лагере — это навязывание своей (или чьей-то чужой) воли другому человеку, арестанту, как я. Я не буду искать полезных знакомств, давать взятки». Приведенный пассаж («Колымские рассказы. Сухим пайком») — воистину кредо нравственного человека, обладающего не рекламным, а подлинным достоинством. А то, что речь идет о лагере или тюрьме, так это в данном случае совсем не так важно. И не только в данном случае.

Варлам Шаламов обнаружил в человеке невероятную внутреннюю способность выживания. Даже отупение и полное равнодушие к жизни и смерти, к будущему помогает ему выжить, ему помогает выжить и совершенно противоположное: злоба, зависть, утверждение своего превосходства, яростная активность. Отторжение от других людей или сплочение с ними одинаково, в зависимости от обстоятельств, могут способствовать выживанию. Человек может ориентироваться на прошлое или уповать на будущее, и, опять-таки в зависимости от обстоятельств, то и другое оказывается полезным для выживания.

В истории, в том числе русской, известны и с благодарностью вспоминаемы тысячи героев, подвижников, случайных везунчиков, сумевших сохранить себя в чрезвычайных условиях, иногда добровольно создававших для себя эти условия. Судьбы шаламовских персонажей неповторимы у каждого из них, но, таинственным образом сплетаясь, они оставляют общий кровавый след, который не стирают десятилетия, не сотрут, возможно, и века, но большинство не хочет об этом знать, хотя бы проникнуться временным сочувствием, не говоря уже о благодарности им, — за то, что своими телами и душами они плотно заполнили мясорубку репрессий, и тем самым спасли от них миллионы неведомых им других людей. Великий писатель узрел в поведении и мирочувствии множества рабов Государства, подневольных и вольных, злых и добрых, характерные черты — ту пракультуру, которая правит человеком, когда осуждена и отброшена настоящая, по преимуществу приемлемая для жизни культура. Для Шаламова это не было плодом историко-культурологических штудий, как у нас. В нем эта истина выстрадана и осмыслена — доходчивее не выскажешь. Варламово прдостерегающее пророчество предельно ясно: прекрасные идеи, личная доброта, любовь к семье и своему народу, могучее государство не сохранят человека в человеке, если истребится дружелюбная к людям Культура.

Шаламов уникально велик и своей прозорливостью, и художественным даром, благодаря которому он нашел слова, образы, сюжетные изломы, без отвлекающих украшений, с абсолютной точностью и силой передающие то, что он хотел бы до нас донести. Удивительно и неизменно ощущаемое нами душевное благородство писателя в сочетании с вырастающей из его книг чудовищной реальностью...

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»