Пракультурные установки как стимулы к объединению людей.

(Наброски и догадки)

Если обратиться к данным исторической науки и археологии, то по меркам «большого времени» мы обнаружим бесспорную тенденцию: сначала люди сбивались в небольшие сообщества (семейные, родовые), затем более крупные (племена, народности, этносы), наконец в нации, каковые служат основой многих (но не всех) государств. Правда, с какого-то исторического периода можно наблюдать и противоположный процесс, о чем мы здесь говорить не будем. Историки, почти единодушно, считают, что стимулами и поводами укрупнения сообществ были: освоение природы (земли), кочевничество, торговля, охота, защита от врагов и завоевания; вообще, чем больше сообщество, тем больше шансов на выживание. Нам представляется, что не исключено исходить из другого: указанные выше стимулы и поводы были вторичным эффектом, следствием укрупнения, а первоначальным стимулом была своеобразная логика действия и развития пракультурных установок, прежде всего, отождествления, обособления и превосходства. Далее — об этом.

Нам уже приходилось отмечать, что первоначальной, наиболее сильной, установкой было отождествление, то есть такая связь с окружающим, которая превращает человеческую особь в некий микрокосм, в нечто распростертое за телесные границы, когда индивид ощущает, а возможно и мыслит самого себя вместе с тем, что его окружает. Это прежде всего близкие по крови люди, это могут быть животные, природные объекты и явления, вещи, вообще конкретная жизнь человека в определенном локусе. Способность к отождествлению присуща и животным, возможно, растениям, а в какой-то мере и тому, что нынче считается неживым. У человека эта способность играла важную роль в формировании культуры, которая устанавливает границы и предпочтения при отождествлении. Наполнение того локуса, который человек полноценно воспринимает и в который вживается, происходит сначала случайным образом, инстинктивно, под давлением практических нужд, а затем приобретает имена, названия, опредмечивается и осмысляется в культуре. Возможно, что размером локуса и его содержанием, — если процесс «расширения» человека осуществляется беспрепятственно, — исчерпываются психофизиологические возможности отождествления.

У человека есть еще одна пракультурная установка — к обособлению, то есть к ограничению своей самости, в том числе и такой, что совпадает с локусом. Поначалу это ограничение не осознается, а присутствует в виде смутного ощущения, проявляющегося, однако, в поведении. Обособление существует как на уровне индивидуальной психофизиологической особи, что задано инстинктивно, так и на уровне локуса, что задано культурой. Возможно, впрочем, что есть и другие уровни обособления. Отождествившись с локусом, человек уже не хочет с ним расстаться — локус притягивает его. Постоянство было предпочтительнее даже весьма полезной новизны.

Таким образом, установки и способности к отождествлению и обособлению инициируют образование достаточно устойчивых семейных и родовых сообществ в пределах локусов. Благодаря этому увеличиваются возможности освоения природы, охоты, завоеваний и т. п., но это следствие, а не причина появления семейного и родового образа жизни.

Обособление постигается через самоощущение, оно выражается в естественных реакциях и в культуре. В семейно-родовых локусах на уровне индивида внешним образом оно выражено в признаках пола, возраста, социальной функции, к тому же человек как психофизиологическая (биологическая) особь отождествляет себя не только с тем, что находится вне его «особности», но и с самой этой «особностью» — с руками, ногами, с телом, со своим характером, с привычками и т. п. Обособление на уровне локуса в явном виде обнаруживается без труда: в чисто антропологическом плане это запах, черты лица, фигура, походка, в плане культурном — это прежде всего внешний облик, обычаи и язык (говор, диалект). Обособление на уровне локуса, совпадающее с обособлением расширенной самости, может носить как пассивный, так и активный характер. На первой стадии своего существования локусное сообщество старается наглухо замкнуться — во внешнем плане оно ведет себя пассивно. Со временем оно обычно теряет непроницаемость и тогда установка на обособление не обеспечивается физической огражденностью — необходимы еще «идейные» аргументы. Самое простое — это выведение из анабиоза пракультурной установки на превосходство и ее оформление в культуре. Но то, что «мы лучше всех», а потому не должны ни с кем смешиваться, нуждается в реальных доказательствах. Самое убедительное — военный успех. Столкновения между родами становятся повсеместным обычаем и порождают массу последствий, в том числе объединения в племена в результате покорения или с целью усиления. Подчеркнем, что описанное нами не имеет отношения ни к «прогрессу», ни к «эволюции», и ни в коей мере не означает, что все семейно-родовые сообщества неизменно, без возвратов, осложнений, так сказать, торжественным маршем шли и поныне идут указанным путем. Речь всего лишь о некой «логике развития», правдоподобных схемах, тенденциях — и, коль скоро мы исследуем не конкретное сообщество с его историей и предысторией, ничего иного нам не дано.

Когда ведущей установкой оказывается отождествление, всякое стремление как бы подверстывается под нее. Детей не столько натаскивают на послушание, сколько учат распознавать окружающее, познавать его свойства, детали, стороны, возможности, учат входить с ним в тесный контакт. Вырабатывается филигранный этикет взаимодействия со всем, с чем человек сталкивается. Отождествление с чем-либо не может не порождать отношение, которое сегодня мы назвали бы равенством, но речь идет не о социальном аспекте, а о чем-то, можно сказать, интимном. Стремления нацелены не на завоевания, не на агрессию, а на постижение и понимание. А то, что равно человеку, должно быть одушевленным.

Семейно-родовой человек с малолетства совершенствует, развивает в себе способность к отождествлению, благодаря чему расширяется его самость и его локус, которые почти совпадают. А это еще один путь к укрупнению сообществ — следующему этапу социокультурного и природного существования.

Новая, «племенная», конструкция гораздо сложнее. Место обитания племени, его численность и внутренняя разнородность по величине обычно превосходит семейно-родовые локусы, поэтому характер отождествления индивида с окружающим — с местом обитания, с членами племени, с племенем в целом — уже другой: различия в степени отождествления с тем или иным элементом весьма существенны, все большее значение приобретает отождествление не только эмоционально-чувственное, но и умственное. Укрупнение сообщества неизбежно приводит к иному оформлению в культуре индивидуальной обособленности его членов, семей и родов.

Вообще, реальность племенного человека, его самоощущение, культура, религия совсем иные, нежели соответствующие устои жизни человека семейно-родового. Совпадать по восприятию могут разве что какие-либо природные объекты. Племенные порядки, племенная культура в первую голову меняют восприятие людьми друг друга: отождествление между сродниками и отождествление между людьми из разных родов имеют различную степень глубины; в сравнении с семейно-родовым сообществом, изменяется самоощущение человека, — когда он жил семейно-родовым укладом, его семья (род) были им самим, он включал их в свое «Я», когда же человек стал членом племени, другие его члены (кроме сродников) стали принадлежать его самости в гораздо меньшей степени. Племенной человек «объемнее», «шире» семейно-родового человека, но этот более объемный племенной локус обладает меньшей связностью, «плотность отождествления» в нем заметно падает по мере удаления от кровнородственной ячейки и ее локуса.

Очень важно иметь в виду, что такое удаление влияет на степень одушевленности окружающего. Ведь одушевленность того, с чем человек отождествляется, «пропорциональна» степени отождествления. Не случайно все пребывающее за границами обитания племени вообще наделяется чертами чего-то неживого — это область мертвых, чужого, злых сил и т. п. Если в культуре табуируется близкое общение с кем или чем-либо, то оно или неживое, или имеет какую-то другую живую природу. К примеру, с вождем племени, бывает, нельзя запросто общаться и он попадает в иную категорию живого, близкую к природе божеств, у него есть связь с умершими предками, особые отношения с небом, землей и т. п. Отождествление с вождем имеет место, но это особенный вид отождествления, подобно связи членов племени с его божествами, тотемом. Сейчас это явление называют мистической связью (ее специфику здесь обсуждать не будем).

Пракультурные стремления к превосходству и обособлению, пробудившиеся в семейно-родовой культуре и психике, переносятся на племенной уровень и, видимо, с неменьшей силою действуют в племенной жизни. При этом семейно-родовое обособление должно ослабевать, а сугубо индивидуальное обособление усиливаться.

Таким образом, происходит социокультурная и ментальная трансформация всего того, чем жил семейно-родовой человек, но происходит, конечно, не сразу. Он понимает, осязает, видит и слышит мир иначе, чем раньше, его пракультурные стремления переадресуются. Думается, что это выражается в языке, магии, религии, мифологии — вообще в культуре, которая служит органами восприятия жизни. Да, именно так: культура, в широком значении, не надстройка над жизненным опытом, не результат его осмысления, а «органы восприятия», нечто априорное в кантовском понимании, то есть не опыт структурирует культуру, а культура структурирует опыт, преобразует его из хаоса ощущений в упорядоченные восприятия. Оформителями культуры являются люди, а строится она из таких пракультурных элементов, которые существуют сами по себе, подобно элементарным частицам, атомам и молекулам, из которых состоит материальное бытие. Кстати говоря, и современные культурно-ментальные структуры являются такими же «органами восприятия».

Все то, что возникало на Земле до появления человека, — водная стихия, почвенные покровы, горы, растительность и животные, — возникало естественным, а возможно, и сверхъестественным путем. То же можно сказать о звездах, галактиках, вообще о Вселенной. Иными словами, мир в своем развитии не нуждался и, конечно же, сейчас не нуждается в человеке — это, по-видимому, тривиальный факт, своего рода аксиома. Но почему нельзя предположить, что таким же путем — без участия человека — могут рождаться, трансформироваться, погибать культуры — хотя бы их закваски? Нам, разумеется, хорошо известно, что люди не оставляют в покое природу, приспосабливают ее к своим нуждам, прежде всего там, где они обитают, однако люди ни на йоту не могут изменить фундаментальные законы природы, во всяком случае пока что. Так и с культурами: когда-то люди только «оформляли» их — придумывали для них декор, украшения и т. п., потом стали влиять на них более активно, уже не только приспосабливались к ним, но и приспосабливали их «под себя», но пока что человек ничего не может поделать с пракультурными «кирпичиками», из которых культуры выстраиваются, ничего не может поделать с логикой и законами существования пракультурных элементов. Ежели, к примеру (см. выше), способность к отождествлению беспрепятственно развивается, то это неизбежно приведет к большей полноте содержания локуса, а если на арену выходит установка на превосходство, то это рано или поздно аукнется в «агрессивности». Из современнейших культур торчат те же пракультурные ушки, как торчат они из древних и примитивных культур, ну, может, как-то более прижато. То, что культуры проявили себя вместе с человеком, не меняет сути. Двуногое существо, которое превратилось в человека, стало им только благодаря культуре. Человек не мог создать культуру, во всяком случае ее фундамент, как не мог создать звезды, планеты, атомы, самого себя. Это по-своему отражено в Библии: согласно Книге Бытия, Адам и Ева получают культуру, во всяком случае ее основу («заповеди»), извне — от Творца, и потом дополняют ее.

Таким образом, можно предположить, что культура в зачаточной форме — в виде пракультурных элементов существовала до человека. Люди используют эти элементы для выстраивания культур так же, как они используют дерево, руду, нефть, солнечную энергию, воду, растения, животных, появившихся на свет задолго до человека. Нам, правда, кажется, что вне органической, нераздельной связи с человеком культура существовать не может. На наш взгляд, это предрассудок. С таким же успехом можно было бы утверждать, что огонь, вода, злаки и животные тоже не могут существовать самостоятельно, поскольку человеческая жизнь без них невозможна. Очеловеченность культуры, ее «гуманизация» необходима людям для того, чтобы она им служила и они служили ей. Но если взять пракультурный пласт, то сам по себе он ничем не обязан человеку, представляя собою своего рода интерпретации фундаментальных характеристик мира в целом. Можно еще сказать, что пракультура является выражением этих характеристик в собственно человеческом мире. Скажем, отождествление представляет собою телесно-душевно-духовную интерпретацию таких явлений, как связанность всего в мире, в том числе через гравитацию, каковая совершенно не зависит от человека; обособление есть интерпретация разделенности, дискретности многих элементов бытия, каковые тоже не зависят от человека; превосходство мы обнаружим в явлениях естественной устойчивости, обеспечиваемой физической и химической активностью; даже такое, казалось бы, специфически человеческое установление, как почитание предков и зависимость от них, можно трактовать как интерпретацию причинно-следственных связей...

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»