О итальянском Возрождении.

Одной из его характерных черт был, как известно, огромный интерес, можно сказать, благодарная любовь к античности. Причем эта любовь была не только платонической: в античность «вживались до галлюцинации», «с ней усиливалась интимно-осязательная связь» (Л. М. Баткин. Итальянское Возрождение. Проблемы и люди. 1995. С. 46). Многие возрожденцы умели гармонически сочетать культ античности с христианством. По броскому выражению Лоренцо Валлы, «Как будто невозможно быть верующим и вместе с тем преданным Туллию» (имеется в виду Марк Туллий Цицерон, один из самых почитаемых возрожденцами авторов). Вместе с тем, отношение к античности не совсем одинаково для раннего и последующего Ренессанса. Петрарка (14 век) в «Письме к потомкам» так объясняет свою тягу к древности: «С наибольшим рвением предавался я изучению древности, ибо время, в которое я жил, было мне всегда так не по душе...» Читатели, поверившие на слово БСЭ и подобным изданиям, представляющим Возрождение как «борьбу со схоластикой и церковными авторитетами», будут удивлены, если им доведется прочитать сочинение Петрарки «Моя тайна, или Книга бесед о презрении к миру». «Вся жизнь философа — помышление о смерти. Эта мысль, говорю я, научит тебя презирать земное и укажет тебе иной путь жизни, по которому ты должен идти». Петрарка приписывает эти слова блаженному Августину, но это, разумеется, мысли самого Петрарки. Явившийся ему в полусне Августин также говорит: «И еще об одном умоляю тебя: смотри внимательно на гробницы умерших...» По признанию Петрарки обожаемая им Лаура с какого-то момента (после 40 лет) не только не вызывала в нем вожделения, но его любовь к ней помогала ему «преодолевать слабости»...

Великий итальянский поэт и философ видит в античности свою подлинную родину, созданный людьми райский удел, ныне пребывающий в потустороннем мире, как и библейский Эдем. А его любовь к Лауре — это отголосок райской любви. Сто лет спустя Лоренцо Валла скажет: «Те блага, что есть на земле, на небе становятся вечными». Вообще, любовь — это «ключевое слово» эпохи Возрождения. Бартоломео Готтифреди (16 век): «...На вещь, сделанную ради любви, не могут пасть порицание и обвинение в грехе»; в одном из сонетов Микельанджело: «Я — смерть, вся жизнь моя в тебе..» Памятуя об этом, мы, возможно, с новым пониманием воспримем любовь Данте к Беатриче, историю любви Паоло и Франчески и даже «Декамерон» Боккаччо...

Гении кватроченто и чинквеченто (15—16 века) по-прежнему преклоняются пред античностью, но хотят большего — они хотят обрести новый мир, где драгоценная античность увенчана духом христианства, где полнокровная и свободная жизнь облагорожена утонченностью и красотой, где античный Платон органично перевоплощается в великого Леонардо («Афинская школа» Рафаэля), — мир, наполненный «поистине всем великолепием, о котором может возмечтать человеческое сердце». Эти слова принадлежат Лоренцо Медичи, слова, в которых он выражает свое видение рая, то есть тот идеальный мир, которого жаждут и который посреди обычного земного неустройства созидают гении Возрождения — в архитектуре, живописи, в скульптуре, во всевозможных изобретениях, в религии и философии.

Неиссякаемая работоспособность, бесконечные пробы, метания по жанрам и областям знаний, восторги и разочарования, шедевры и без оглядки истребляемые начинания, — все то, что вообще свойственно творчеству, достигает у гениев кватроченто невиданного напряжения.

Откуда же берется такая энергия, способность постижения, эдакая смелость? Ответы на этот вопрос можно сколько угодно вымучивать из «развития торгового капитала», «отрицания средневековых догм», «возвеличения человека» и тому подобных социально-экономических и идеологических факторов. Все это и в самом деле можно найти в реалиях той эпохи, но мышь не может родить гору...

За четыре столетия, начиная примерно с 13 века, непрерывно множились находки древнегреческих, а еще более древнеримских творений пластики и живописи, тексты античных авторов, раскапывались руины, расчищались сохранившиеся наземные сооружения, крепостные стены, бывшие храмы, саркофаги, триумфальные арки и колонны. И все это, пробуждавшееся и всплывавшее из темных вод прошлого, что-то излучало, о чем-то говорило.

Раскопанная, расчищенная, раздобытая в полузатопленных подвалах и сумрачных чердаках преизобильная античность заполонила своим дыханием благодатную Италию и буквально вдохновила ее гениальных сынов — так и родился Ренессанс, хотя и почивший, как все на этой земле, но оставивший Европе свои чудесные дары и во все последующее время направив ее разум и чувство на сотворение жизненной полноты и продуманного устроения. Духи, конечно, не раз поменялись, и земной рай оказался более иллюзией, чем действительностью. Впрочем, оптической иллюзией не пренебрегали и сами возрожденцы... Итак, Европа, а за нею и привитые ею ветви, неизменно идя путем «воплощения духов», видимо, навсегда зачаровали себя райским идеалом на самой европейской земле, здесь и сейчас, хотя историческая реальность не раз огрызалась адскими всполохами...

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»