Первая страницаКарта сайта

Отождествление, обособление, превосходство. Отождествление и обособление — фундаментальные способности человека, в которых он выступает именно в качестве человека. Подобно голоду, жажде, похоти они связаны с биологической природой, но в них с самого начала есть нечто надбиологическое. Если бы спонтанная способность отождествления человека с окружающим ничем не ограничивалась, человек не был бы человеком — представить себе это существо не хватит фантазии. Точно так же невозможно помыслить, во что бы превратился человек, если бы он без препон обособлялся (действие обособления в историческом плане см. «Генеалогия культуры и веры», «Глава 6. Что такое антропологическая редукция?»). Эти способности заложены в видовой природе человека, в его психофизиологии, и сами по себе как бы не имеют окорота, как в абстрактной Ньютоновой картине мира не может остановиться свободное физическое тело, движущееся по энерции. Реально пределы, конечно, есть, — в ограниченности витальных ресурсов и психофизиологического устройства человека, они обусловлены также культурой, наконец, противоборством указанных векторов. Аналогично многим другим явлениям в живом веществе, к примеру, размножению и питанию, пракультурные стремления исконно присущи человеку. Они как будто имеют внутренний моторчик и подчиняются «дурной бесконечности»: шаг, еще шаг, еще шаг... В них живет демон неуемности: не останавливаться, а идти дальше — вперед и вширь. Пракультурные стремления движет именно этот демон.

Укорененные во многих культурах влечения к богатству, силе, захвату, господству, возвышению над окружающим и независимости от него — все то, что инспирировано главными векторами пракультуры — пропитаны тем же духом ненасытности и неостановимости. Когда говорят, что человек тяготеет к другим людям потому, что его гнетет одиночество, когда говорят, что человек отторгает то, что ему чуждо, и поэтому обособляется, когда говорят, что человек хочет быть сильнее, лучше других, влекомый культурным или инстинктивным стимулом, когда говорят, что он жаждет власти, — то при этом оперируют смыслами, ходячими, кажущимися самоочевидными представлениями, не имеющими нужды в объяснении. В действительности все не так просто: тяготение к другим людям, вещам, природным и искусственным объектам, как и дистанцирование от них, есть следствие пракультурных стремлений к отождествлению и обособлению, а затем и к превосходству, перевоплощающихся в социокультурные формы. И во всем, что порождено пракультурой, во всем действует тот же, так или иначе обуздываемый, демон устремленности — вперед, выше, больше и т. п.

Преобразование пракультуры в социокультурные установления, нормы, ценности, интересы не только ограничивает ее, ставит ей пределы, но лишает человека его естественности. Однако же, если ее не сковывать, человек — как человек — погиб бы, а вместе с тем зажатость пракультуры культурой постоянно будит в человеке недовольство, противостоит в нем живому началу, служит источником неудовлетворенности, и почти все время напоминает ему, что он смертен.

Отдельно стоит прояснить возникновение установки на превосходство. Изучая процессы, явления, вообще факты, имеющие большую распространенность в социокультурных сферах, в том числе в историческом плане, сразу же наталкиваешься на то, что люди и народы упорно добиваются превосходства, хотя бы в чем-нибудь.

Стремление к превосходству, связанное, как мы увидим, с тягой к положительным эмоциям, в то же время типично культурный феномен, обусловленный тем, что почти всякое первенство и опережение считается достижением, заслуживает уважения, похвалы, славы. Таковы ценности социокультурного бытия уже много столетий, если не тысячелетий, в первую очередь высших общественных слоев, а нынче эти ценности, пожалуй, проникли повсюду. Против этого выступали христианство, буддизм, некоторые философские учения... Убедительность ценности превосходства в том, что она не придумана, и подкреплена естественной органикой — демоном неостановимости (непрерывности). Речь идет об одной особенности процесса отождествления. Этот процесс наиболее интенсивно протекает там, где объект (люди, вещи, природные реалии и т. п.) оказывает на нас существенное влияние, обладает повышенной значимостью, престижем, силой, коротко говоря, отличается определенного рода превосходством. Такой объект, воздействуя физически и психически, концентрирует на себе исключительное внимание, иногда неосознанно, но цепко привлекает, — все это и есть условия интенсивного отождествления человека с объектом. По-своему соединившись с объектом, как бы включив его в себя, а иногда используя, человек начинает и себя ощущать значительным, сильным и т. п. Подобного рода чувство и понимание носит несомненно положительно-эмоциональный характер и поэтому люди, как правило, стремятся к этому, часто неосознанно. Но этого мало. Почти всякое глубинное стремление, будучи «запущено в ход», не выдыхается, а наоборот, укрепляется, пока ему не воспрепятствует что-либо или иссякнут витальные ресурсы. Таким образом, стремление к объектам, в чем-то превосходящим другие, как бы расширяется, превращается в тотальное стремление к большей значимости и большей силе, то есть превращается в стремление к превосходству как фундаментальному стимулу. А чтобы стремления такого рода не вносили в социум хаос, они упорядочивались культурой, с ее кнутами и пряниками, с ее соблазнами и запретами.

Кстати говоря, желание превосходства не следует обязательно понимать как «волю к власти» — человек, отгораживающийся от общества, чурающийся всякого командирства, желая благодаря этому обрести как можно больше независимости от людей, тоже, в определенном смысле, достигает превосходства над тем же обществом, не имея над ним никакой власти; скупец в конечном счете достигает того же — независимости; но и тот, кто одаряет окружающих, и тот, кто успешно обогащается, разве не возвышается над окружающим? Превосходство иногда равносильно власти, но далеко не всегда. Если людям только мнится их превосходство и общественного признания оно не получает, то все равно для многих достаточно того, как они сами себя оценивают.

Исследователь, обнаруживая первенство кого-либо или чего-либо на заранее известной шкале (объективной или субъективной), фиксирует это прежде всего как факт, и далее он может задаться вопросом, чему сей факт обязан своим появлением, — осознанному или неосознанному стремлению, или же тут дело обошлось вообще без всякого стремления, и это просто явное, фиксируемое нами, следствие некой деятельности или же естественного процесса. Точно так же люди далеко не всегда стремятся, тем более осознанно, к отождествлению или обособлению — эти естественные процессы обусловлены природой человека. Вместе с тем означенные процессы по мере развития человечества были отмечены в культуре и стали играть роль ценностей и культурных норм, к которым стремятся. Солидарность, общественная интеграция — это социокультурные понятия, в которые, в частности, облеклось отождествление, а в такие понятия, как свобода личности, независимость, облеклось обособление. К превосходству люди стали стремиться вполне осознанно после того, как оно стало социокультурной ценностью, однако, по-прежнему оставаясь естественным следствием специфики отождествления. В этой связи еще раз подчеркнем, что человек в первую очередь отождествляется с тем, что давит на него, что в чем-то сильнее его, тем самым привлекая его внимание, стимулирующее процесс отождествления, и наделяя его самого чувством превосходства. Любопытно также, что, став культурной ценностью, жажда превосходства активизировала и процессы обособления.

Люди едят потому, что этого требует физиология, но то, что связано с едой, — состав пищевых продуктов, их приготовление, распорядок приема пищи и ее количество, сервировка, совместное участие в ней разных людей и т. п. — все это так обставлено обычаями, привычками, нормами, чувствами, что едение в большинстве случаев уже совсем не выглядит как чисто физиологический, внекультурный процесс. Тем более это относится к пракультурным надбиологическим векторам, которые обрели характер культурных догм, целей, установок, и пробудили стремление, страсти, направленные на их реализацию.

Итак, феномен превосходства, зарождаясь в недрах пракультуры, наибольшее развитие и окончательную форму получает в культуре. Учитывая повсеместное присутствие этого феномена и его тесную связь с отождествлением и обособлением, его все же уместнее отнести к пракультуре, тем более, что она многослойна. Аналогично обстоит дело и с некоторыми другими установками. Когда же речь идет о сознательном стремлении к превосходству, предпочтительнее обращать внимание на культурную обусловленность данного явления.

См. также: