Массовая реальность — как же она осточертела! Так, вероятно, думается тем людям, которые отличаются от теснящего их сплошняка, от распростертой, просачивающейся во все земные поры массы, и им в тягость ее невидимое давление, оказываемое ею не в силу ее активной зловредности, а просто потому, что в этом заключается прирожденное ей свойство текучести и тяжеловесности, спресованной массивности, — оттого людское большинство и принято называть массой, правильнее бы — массссой. Видимо, только так, фонетически, можно передать ее всеприсутствие, слитное болотное дыхание и наводимую им на самые небеса беспросветную тень. Речь, конечно, о небе высоких мыслей и загадочно-прекрасных образов.

Так думают и чувствуют те самые, чурающиеся большинства, люди, живи они сто веков назад или сейчас. Им представляется, что массовидный мир не только наступает на них со всех сторон, а всасывает их в себя, во всепоглощающую бессмертную плоть — и, пожалуй, они правы, но все-таки лишь отчасти, ибо масса наваливается на них потому, что и они сами невольно и даже насилуя себя, по законам человеческого рода, тянутся к ней, хотя и стараются скрыть это от самих себя. И еще поэтому они недовольны миром...

Было бы полбеды, ежели бы наших изгоев прилипчиво обхватывал только видимый и звучащий мир, — от явно прущего нахала все же можно отвертеться, куда-нибудь увильнуть. А вот от чего-то невидимого и беззвучного, но не менее, а даже поболее упорного, попробуй отбиться! Масса — это не просто люди, и это не только то, что они говорят и делают, чем развлекаются и увлекаются, что любят и ненавидят, а еще кое-что нечеловеческое. Речь об угнездившихся в массе существах невещественных, как принято говорить, духовных. И отнюдь не обязательно засылаемых каким-то иным миром, потусторонним, инфернальным. Нематериальное может быть таким же естественным, природным, как и материальное. Так куда же бежать от всего этого?!

А что если не смириться с тем миром, который уже есть и выстроен без нашего участия, и создать другой мир, с его вещественным и невещественным наполнением, такой мир, который не лезет самовольно в душу и насильно не втягивает, и где ты чувствуешь себя свободным принять его или не принять... Первой попыткой, наверное, была мифология. Потом магия, религии. Правда, без давиловки и устрашения не очень получалось. К примеру, в христианстве, поскольку существующий мир безнадежно «весь во зле лежит», пришлось обещать гармонию за гробом, да и то ее надо заслужить. А разве не другие миры творятся художниками, музыкантами, писателями, архитекторами, актерами, социальными реформаторами, философами, идеологами? И не ту же ли мечту о слаженном и свободном мире дерзали воплотить города, культуры, цивилизации?

Разгадывая смысл наскальных образов животных, ученые мужи приписали им значения магических символов, обеспечивающих удачную охоту. Наверное, так и есть, но, пожалуй, не менее важным было для охотника сначала вкусить наслаждение от воображаемого успеха, и за этим не нужно было далеко ходить, — достаточно было вчувствоваться в нацарапанный на камне рисунок. Великолепие храма, вдохновляющая зрителя картина или скульптура, возбуждающая или волшебно утешающая музыка, будящие мысль и торжественное настроение многозначительные фасады и городские ландшафты, откровения философов и стройные теории в науках, даже виды совершенно дикой, но не слишком опасной природы, — природы, как бы заключенной в культурную рамку, — да мало ли что еще вводит людей в другие миры, где человек может хотя бы на время забыть воздыхания и удручения, бесполезные хлопоты и тяжкие труды.

Выдумщики других миров — те самые одиночки, щедро дарящие свои творения и тем, кто, как кажется, вполне бы мог обойтись дурно устроенной реальностью. Ну, что же, хоть и масса, да не без урода: кому-то впрок и дары пойдут.

Но неужели другие миры попросту выдуманы и на самом деле их нет? Вот уж вопрос вопросов, может быть, самый главный вопрос, — потому что если они не существуют, если по своей действительности и значимости они проигрывают мощной массовой реальности, если они хотя бы не равномощны ей, то творцы других миров не имеют права на кормежку, во всяком случае, на уважение, ибо зачем кормить и как можно уважать обманщика? В глубине своей массовой души масса и в самом деле не шибко благоволит сим творцам, а в их творениях видит лишь продукцию, годную для досуга и для пользы. Несравненно лучше масса относится к их подражателям, делателям заведомо массовой продукции, которая при потреблении не требует ни вкуса, ни душевной чуткости, ни развитых мозговых извилин. А есть и такие подражатели, особливо среди социальных реформаторов, что, заполучив власть, жаждут сотворить другой мир по старинному сказочному рецепту: согласно оному, героя сказки разрезают на куски, потом их сваривают в котле, а на выходе получается добрый молодец. А что же масса, каковую резали да варили? — верит!

Однако, мы ушли в сторону: так существует ли другой мир или не существует, хотя бы наравне с массовой реальностью? Рискнем утверждать, что существует. Речь не о его материальных воплощениях. В их действительности никто не сомневается. Но из материальных субстанций другого мира излучается или вырывается нечто совсем не материальное, — что и делает другой мир волнующим, глубокомысленным, делает его явлением истины. Это вырывающееся, излучаемое и приобщающее нас к какому-то торжеству, пусть и трагическому, превращающее нас в соучастников чего-то великого и неповторимого, в собственников красоты и истины, — это некие удивительные волевые существа, о бытии которых люди догадывались испокон веков, назвав их духами.

Массовая реальность тоже отнюдь не мертва, она тоже источает духов, но одно дело духовная круговерть, духовный хаос и раздробленность, диктат пракультуры и утробы, другое — целокупная жизнь духов, рождаемая высокими творениями человеческого и божественного гения или гения Природы. Духи, селящиеся в высоких творениях, бесконечно разнообразны, часто противоположны, беспокойны, но каким-то образом составляют нечто цельное, и в этом заключена тайна творения.

Большинство уверено в том, что мир, созидаемый людьми, с самого начала предназначен для их более безопасного и сытого существования и для общедоступного удовольствия. Мы же полагаем, что это побочный эффект, и если кем-то был заранее предусмотрен, то уж не людьми. В средние века для постройки жилищ разбирали древние каменные сооружения, к примеру, римский Колизей, а императоры и зодчие строили его совсем для иных целей.

Другие миры созидались из-за тоски по благой жизни, по гармонии, по красоте, как бы их ни понимать. Вот и получается: начало всему благородному, истинному, прекрасному положила тоска — да будет она благословенна!

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»