Вселенское и человеческое сознание в трактовке Евгения Трубецкого и Дмитрия Болдырева

Одним из главных атрибутов человека несомненно является сознание, в котором есть непостижимость, которая от духа, и есть постижимость, которая от родовой души. В сознании есть относящееся к сугубо внутренней сути человека — к его субъектности, и есть относящееся к его внешней сути — к его объектности. И, чтобы конкретно уяснить совокупную целостность внешнего и душевного миров, сознание придется признать не запертым в черепной коробке, а распростертым на весь внешний мир, каковой тем самым оказывается своего рода «периферией» нашей души и духа. Вряд ли стоит нынче спорить о «природе» такого безграничного сознания: подобно ли оно физическому полю, энергии, психоидной субстанции или пространству-времени...

Идея вселенского сознания появилась в далекой древности, чаще всего под другими названиями. Для нас особый интерес представляет эта тема в русской немарксисткой философии. Речь пойдет об отношении между вселенским и человеческим сознанием. Этот разговор будет неполным, если не напомнить позицию в этом вопросе Дмитрия Васильевича Болдырева, одного из самых смелых русских мыслителей XX века. Служивший в администрации последнего вождя Белого движения Александра Васильевича Колчака, в 1920 году он был схвачен в Иркутске вместе с Верховным правителем и, будучи от роду 35-ти лет, умер в тюрьме от тифа и ран... Болдырев полагал, что Вселенная обладает саможивущим знанием о себе, из которого человек как бы черпает свою долю. По мысли Д. В., знание «есть самое общее свойство бытия». Предмет сам познает себя, для чего «ему достаточно быть». При познании образуется почти нераздельная связь между человеком и предметом: «Между образом и предметом нет разницы по существу, и образ есть тот же предмет, только в ослабленной степени». Это, кстати говоря, близко к интуитивистской позиции (Лосский, Бергсон).

Несколько слов о нашей позиции: индивидуально познаваемый предмет, каким он представлен в восприятии, в этот момент целиком погружен в личное сознание, а так как Вселенная, какой мы ее знаем, есть плод коллективного человеческого воображения, своеобразие личного знания предмета настолько существенно, насколько данная личность не подвержена социализации. Что касается образа предмета, то в чистом, но редуцированном виде он возникает при воспоминании. Тотальное сознание, образуемое слаженной деятельностью всей совокупности духов во Вселенной, то есть Духом, конечно, отличается от человеческого сознания и знания, коллективного и личного, — определить это отличие станет возможно, когда удастся оценить человеческий вклад в тотальное сознание.

Большое место концепт тотального сознания занимает в религиозно-философской метафизике кн. Е. Н. Трубецкого (см. особенно его сочинение «Смысл жизни»). Он называет такое сознание «безусловным», наделяя его содержание статусом истины. Какова же его связь с человеческим сознанием в трактовке Трубецкого? Трубецкой находчиво излагает «логистику» указанной связи: «Предполагать истину <...> именно и значит предполагать, что над моими мнениями и мыслями есть некоторая безусловная мысль о познаваемом и что над моим сознанием есть некоторое безусловное, объективное содержание сознания, которое выражает собою подлинную сущность сознаваемого». Здесь наш философ, в сущности, дает свое понимание истины. Далее он говорит об условии восприятия нами истины — это наличие общности между истинным, безусловным и субъективным сознанием: «Та теория познания, которая изображает истину как независимый от мысли и потусторонний ей предмет, а самое сознание — как мысленную копию с этого предмета, должна быть раз навсегда оставлена, ибо, если бы эта истина-оригинал была запредельна мысли, мысль не могла бы снимать с него копии. Мысль может снимать копии с мысли же» — отличный довод, но не все так просто. Восприятие и воспринимаемое, разумеется, должны по своей природе иметь что-то общее. Но тогда предметы, сами по себе, материальны и получается, что в самом чувственно-мысленном восприятии есть материальность и в предмете есть нечто чувственно-мысленное и материальное. Так что предметы и их восприятия причастны обоим началам, материальному и духовному (чувственно-мысленному). Это похоже на позицию Д. В. Болдырева... Возможна и иная позиция: материальность предмета свойственна не ему самому, а воспринимающей душе; каков сам предмет, неизвестно, — собственно говоря, он известен душе только как ее раздражение, и не более того.

У Е. Н. Трубецкого просматривается очень важное и верное убеждение, состоящее в том, что человеческое сознание не может быть понято вне его связи с «безусловным» сознанием: «Безусловное сознание — вот та необходимая точка опоры, которая предполагается всяким нашим субъективным, антропологическим сознанием».

Впрочем, у Е. Н. есть утверждения крайне проблематичные : «Хотя бы на свете вовсе не было психологических субъектов, могущих воспринимать и сознавать, истина (все равно) есть: стало быть, есть некоторые содержания сознания, носящие на себе печать необходимости, всеобщности и безусловности». Автор, видимо, считает, что существование независимой от людей истины несомненно, но, думается, это не так, — хотя бы потому, что сама идея истины и конструкция абсолютного сознания придуманы людьми! Философия, как и теология, и многое другое есть всего лишь продукт человеческого ума и потому говорить о независимых от людей истинах следовало бы с большой оглядкой... Вряд ли можно согласиться и с таким пассажем: «В известном смысле <...> в истине есть все, что я ощущаю и чувствую, все состояния и переживания моего сознания».

Подведем положительный итог словами самого философа: «Есть некоторое сверхпсихологическое сознание, безусловное и всеобщее, как по форме, так и по содержанию. И „я“ — психологический субъект — могу сознать истину, лишь поскольку я так или иначе приобщаюсь к такому сознанию». Однако не забудем, что «сознание безусловное и всеобщее» постулировано из нашего свободно-разумного воображения, и не более того...

Сознание подобного же рода, своего рода космическое сознание, как уже отмечалось, составляет одну из ключевых идей философской концепции Д. В. Болдырева. В ней будто слышатся голоса античных мыслителей об «умном космосе» и «эфире». Космическое сознание у Болдырева сродни субстанциальной стихии, а она не может не влиять на человека... Идея Болдырева о «реальном всеприсутствии» каждого события и каждой вещи, то есть их наличие не только в месте их, так сказать, наиболее полного пребывания, но и в любом другом месте Вселенной, хотя в «ослабленной степени», — эта идея выглядит правдоподобной постольку, поскольку реальность (в смысле Болдырева) погружена в космическое сознание... Заметим, что это напоминает мифологему Демокрита об «идолах».

Представление о надчеловеческом сознании, как бы творящем предметы, было также у знаменитого епископа Джорджа Беркли, и этим сознанием, как и у Е. Н. Трубецкого, наделен исключительно Бог, но Беркли исходит из того, что таким же творящим сознанием обладает человек. Думается, это последнее положение, при всей его кажущейся парадоксальности, абсолютно верно, хотя его развитие у Беркли, на наш взгляд, слишком категорично. Проследим ход его мысли. Он утверждал, что существование предмета имеет место в тот момент, когда оно чьим-то «духом» воспринято, и неважно чьим, скажем, «когда я закрываю глаза, то вещи, которые я видел, могут продолжать существовать, но только в другом духе». А если людей не существует, что когда-то было на Земле, то остается Бог (правда, Он вряд ли столь толерантен и всеяден, что желает взирать на любой предмет).

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»