Первая страницаКарта сайта

За что?.. Такое восклицание мы нередко слышим от людей, на которых обрушилось горе, или они сочувствуют другим несчастным. Тут горе, несчастье в подтексте воспринимается как некая кара и восклицающие не могут понять, «за что» приходится терпеть наказание. И получается так, что есть какой-то Судия, праведный или неправедный, насылающий кару. Человек, считающий себя неверующим, остается при этом в скорбном недоумении: с одной стороны, он не верит в существование Судии, с другой — спонтанно восклицает «за что»... Другое дело христианин: для него является аксиомой, что кара послана за грехи, — неважно, знает он, что это за грехи, или не знает.

Такова реальная картина. Попробуем разобраться, откуда в действительности вспыхивает это «за что».

Если мы опустимся на самый низкий, биологический, уровень человеческой жизни, то без труда зафиксируем: каждое достаточно неприятное чувство приводит в действие какие-нибудь защитные («протестные») механизмы (реакции). Если мы голодны, то займемся поисками пищи, если поранились или нас ранили, то постараемся залечить рану, если нам что-то или кто-то сопротивляется, то направим новые усилия, чтобы преодолеть препятствие, и т. д. и т. п. Сходные, хотя и более сложные, ситуации можно зафиксировать и на других уровнях. Как же мы относимся к причинам более или менее опасного вмешательства в нашу жизнь или в жизнь близких нам людей? При элементарном пракультурном осмыслении такие причины очень часто относят к чему-то чужому, внешнему (мы заболели, ибо нас заразили, голодны, т. к. нас лишили пищи). Во всех неприятностях и неудачах и, тем более, несчастьях — в болезнях, смертях, конечно же в стихийных бедствиях — виновник (не обязательно человек) окажется где-то за пределами нашего мирка, в том числе нашего Я (ср. о том же статью К. Г. Юнга «Архаичный человек» в книге «Проблемы души нашего времени»). Дело тут не в морали, ибо она вторична, — а в некоторой установке, которая железно действует в условиях упрощенного понимания: я не могу сам себе наносить вред, поэтому если я вынужден защищаться, то меня понуждает к этому что-то внешнее, чужое. По мере развития культуры, морали, мышления, новых форм понимания себя и мира уверенность в принципиальной невозможности причинять самому себе вред перестает быть непререкаемой подсознательной установкой. Но даже высококультурные, рефлектирующие люди и по сей день отдают этой установке дань. Разве не из нее извлечена юридическая максима о «презумпции невиновности» (обвиняемый считается невиновным, пока кто-то не докажет его вину). Или моральное осуждение, особенно резкое в христианстве, самоубийств и членовредителей. Присовокупим также укорененные в сознании (или подсознании?) многих людей и чуть ли не целых народов убеждения: я (мы) всегда прав (правы). А вот еще пример из... Ньютоновой механики: согласно первому закону Ньютона, тело пребывает в состоянии покоя до тех пор, пока внешние силы не выведут его из этого состояния. Или пример из «глубинной психологии»: человек часто мыслит и действует, причем в очень важных случаях, под влиянием неосознаваемых, как бы внешних, импульсов. Наконец, разве упорный поиск заговоров и врагов не свойственен народной ментальности? — на это ведь только и опирался нацизм и советизм... В христианстве укоренилось убеждение в том, что смерть не естественна, даже от старости, а вызвана порожденными дьяволом грехами, о чем весьма ясно сказано в Библии.

Когда, в так называемую языческую эпоху, появились представления о внешних по отношению к людям божествах и духах, то ответственность за причиненное зло, как впрочем и добро, стала возлагаться на них. Именно они творят суд и исполняют приговоры. Человек же в роли судьи лишь их глашатай и толкователь, а палач их слуга. Недаром судейство осуществляли лица, как полагали, близкие иному миру (цари, князья, старцы и т. п.). Палач тоже близок к какому-то иномирному ведомству. А разве принимающий исповедь священник не выступает иногда в роли судьи?.. Вообще суд всегда представлял собою сакральное действо.

Постепенно укореняется представление о том, что человек не только не может сам причинить себе вред, но и не в состоянии сам себе принести добро, — даже более того: он не может сам по себе действовать без чьей-то помощи, он по своей природе как бы неподвижен. Все это легко вычитывается из Библии: Адам превращается в живое, действующее существо после того, как Бог в него «вдыхает» витальную силу, точно так же Он мыслится источником всякой жизни (в Евангелии Христос говорит: «без Мене не можете творити ничесоже»). По мере развития христианства, виновником зла все более оказывается отвергнутый и чуждый злой дух — дьявол и соблазненный им человек, а в Боге усматривается только источник добра (пусть и не всегда очевидного). При такой трактовке задачей человека становится искоренение в себе грехов, внедренных в человека дьяволом и усвоенных человеком. По мере того, как это ему удается, он постигает идущее от Бога добро и старается претворить его в жизни. Вместе с тем с самого начала христианства (см., например, послания ап. Павла) Бог видится бесконечно удаленным от нас, но и парадоксально пребывающим внутри нас (во всяком случае, последнее относится к Иисусу Христу — Сыну Божию).

Такова эволюция рассмотренной нами пракультурной установки «я не могу сам себе вредить», в конечном счете претворившуюся в «за что?».

См. также: