Придуманные злодеи в русской истории. В 2003 г. издательство «Дрофа», для детей среднего школьного возраста, выпустило 10-тыс. тиражом книгу Кира Булычева «Тайны Руси». Ненависть и презрение автора к некоторым персонажам русской истории поистине удивительны. Это бы еще можно понять, когда речь идет о правителях близкого времени, чьи деяния хорошо известны. Но вот автор (вернее, та его проекция, которая выступает под псевдонимом Кира Булычева) погружается в 12 век. Князю Юрию Долгорукому он дает следующую характеристику: «Всю жизнь Юрий Долгорукий бился за престол в Киеве. И чего только не натворил в своей гордыне и жестокости! Причем ради личных интересов шел на любые подлости и часто выступал вместе со смертельными врагами Руси — половцами. Русские летописи подробно описывают войны князей, в которых Юрий проявил себя человеком подлым и жестоким. И хоть до вторжения монголов еще оставалось несколько десятилетий (от себя добавим — без малого сто лет), ясно, что при ожесточенности свар и войн внутри Руси страна, полностью разоренная и обескровленная, не смогла бы противостоять сильному врагу» (С. 85). Далее в том же духе говорится о сыне князя Юрия — о князе Андрее Боголюбском, причем: «Прозвище это было дано не народной памятью, а льстивыми придворными». Так что досталось и «придворным» (заметим, в скобках, что князь Андрей причислен к лику святых). Что же до Юрия, то оказывается, что никаким основателем Москвы он не был, а Киру Булычеву известно лишь, что он приказал отсечь голову владельцу той местности Степану Кучке за то, что последний заточил свою жену, которую сам Юрий иногда «навещал» (выражение Татищева). В итоге: «Так что на площади перед Моссоветом стоит конный памятник узурпатору и убийце». Как видим, нам прозрачно намекают, что князь Юрий не только такой-сякой в общем плане, но даже основной виновник покорения Руси «монголами» (раньше писали «татаро-монголами», теперь чаще пишут «монголо-татарами», — почему так пишут, нам понятно, — но ведь татарами в старину называли множество разных народов, а коренных монголов в ордынском войске было меньшинство). Итак, согласно Киру Булычеву, князь Юрий ужасный злодей, и чуть ли не самый отъявленный среди Рюриковичей. Так вот, мы утверждаем: кроме самой первой фразы (по поводу Киевского престола, правильнее — стола), все остальное — с точки зрения навешанных на Юрия моральных ярлыков — сплошная неправда, если оценивать поступки князя по нормам той среды и эпохи. Есть в этом и нравственный аспект.

Сначала о последнем. Многие из нас нередко осуждают и поносят современников, ближних и дальних. Хорошего в этом мало, но отчасти простительно, поскольку слова и дела одновременно живущих с нами иногда задевают нас очень сильно и напрямую могут отражаться на нашей жизни. Кроме того, осуждаемый нами человек имеет хотя бы умозрительную возможность оправдаться. Совсем другое дело — умершие. Опять-таки еще можно понять их осуждение, ежели это люди, жизнь которых когда-то пересекалась с нашей жизнью и мы были непосредственными свидетелями или жертвами их слов и дел. Но поносить, «обзывать» тех, кто жил более 800 лет назад, — это уже совершенно недопустимо. Пожалуй, недопустимо вдвойне, так как поучать детей, едва знающих историю и некритично доверяющих книгам, такому отношению к историческим деятелям, — значит воспитывать в них нравственную разнузданность, ни на чем не основанное самомнение, которое к тому же ослепляет их, лишая подлинного историко-культурного понимания.

Могут возразить: но разве не следует говорить детям правду? Конечно, следует, но если это действительно правда — историческая правда. Она заключена не в наших моральных оценках, а в оценках той эпохи, той среды, к которой принадлежит историческое лицо. Вообще же, если речь идет об изложении исторической науки, то, как и в любой науке, моральные сентенции неуместны, на худой конец должны быть предельно сдержанны.

Чтобы разобраться, где же правда, а где неправда, приведем еще несколько пассажей из другой главки той же книги: «Князья, которых развелось не мало, не только боролись за города, но и предавали друг друга. Отцы воевали с сыновьями, племянники казнили теток и дядьев, жители городов, если оставались живы, попадали в плен, в рабство... Особенно гадко было то, что князья обезумели настолько, что легко призывали на помощь любых союзников — половцев, литовцев, поляков, венгров... Только бы уцелеть, обогатиться, покуражиться... ну почему они с таким озлоблением, как бешеные псы, рвали друг другу глотки?» (С. 100). И еще: «За малым исключением, мы с вами не знаем князей, которые по-настоящему воевали с монголами. В большинстве своем они поспешили не только покориться врагу, но и вступить с ним в союз» (С. 101). Ну и лих же наш автор! Как говорится, чужую беду руками разведу... Так, кажется, не доставалось Рюриковичам и от большевистских историков.

Вернемся к коллизии со Степаном Кучкой. Чем он, этот подвластный князю боярин, прогневил Юрия, мы толком не знаем. Татищев (18 в.) подозревает, что причина в жене Кучки, но возможны и другие причины: есть, к примеру, предание о том, что Кучка крайне неучтиво встретил своего князя. А не забудем, что князь в то время стоял очень высоко по отношению ко всем, без исключения, слоям населения. Все народонаселение (кроме духовенства) «в отношении к князю носило название смердов... не исключая и дружины, бояр...» (С. М. Соловьев. История России с древнейших времен. М., 1988 г. Тома 3—4. С. 8). Князю принадлежит право «оправливания» людей, то есть суда и расправы. К примеру, летописец, хваля князя Давыда Смоленского, говорит, что он казнил злых, как подобает творить царям. «Для этого оправливания, суда и расправы князья объезжали свою волость, что называлось ездить, быть на полюдьи» (Там же. С. 11). Возможно, что во время такого объезда Юрий за что-то и наказал Кучку. То, что Кучке отрубили голову, скорее всего, поздняя легенда, потакающая древнему обычаю подобного жертвоприношения при устройстве новых городов. А Москва, будучи при Кучке обыкновенным поселением, действительно стала городом по велению князя Юрия, который поручил сыну Андрею возвести вокруг Москвы укрепленное ограждение. Теперь о том, что князь Юрий «навещал» Кучкову жену, — так «навещал» он и прочих жен своих вассалов, несмотря на то, что, как заметил Татищев, «имел княгиню, любви достойную, и ее любил». Ибо то был опять-таки очень древний, неизжитый и много позже обычай распространять абсолютную власть князя и царя на своих подданных вплоть до их жен и детей. Мужья и отцы вряд ли были довольны этим, но в большинстве случаев вынуждены были смиряться, а иногда мстили. Поэтому морализировать нам по поводу такого поведения князя ни к чему.

Наконец, о «подлости», «жестокости», «предательстве» и прочих непотребствах, которые приписаны князьям, особливо Юрию Долгорукому. О княжеских междоусобиях, о конфликтах и войнах между городами на Руси написано предостаточно. Летописцами зафиксировано это в течение почти восьмисотлетнего периода (с краткими замирениями), так как сюда вполне можно вписать и 16 век, когда царь Иван Грозный воевал собственные земли и города.

Итак, речь о князьях, происходивших, как они сами полагали, от одного предка — Рюрика. В Древней Руси, как и в Европе, существовали, большей частью неписаные, законы, правильнее сказать традиции, старшинства, наследования и взаимоотношений между родственниками. Как правило, эти традиции наделяли правом возглавления старшего в роду. Причем, что очень важно, в ту эпоху возглавитель уже не имел безусловной власти над родней, а только почитался, хотя пониматься такое почитание могло по-разному (типичный пример подобных отношений дан в «Слове о полку Игореве»).

На Руси отношения между Рюриковичами осложнялись рядом обстоятельств. Между князьями и городским населением существовали сложные отношения: в одних случаях, население (не все, конечно, а элитный слой) приглашало к себе князя (обычно для защиты от недругов, для расширения своих владений, для внутреннего устроения), а бывало, изгоняло, в других случаях князь изначально владел городом как вотчиной или полностью подчинял себе население, становился или пытался стать «самовластцем», по выражению летописей. Подобная склонность, как видно, была свойственна, в частности, Андрею Боголюбскому, за что, скорее всего, и был он зверски убит по наущению владимирских и ростовских бояр, воспользовавшихся и давно облюбованной мечтой Кучковичей о мести за отца и за одного из его сыновей, казненного Андреем, и за дочь Степана Кучки Улиту, на которой Андрей женился, а потом прогнал.

Таким образом, одни князья навсегда оседали в городах, передавая власть сыновьям (так было, например, в Москве, начиная с середины 13 века, и три века спустя), другие переходили из города в город, а третьи оставались ни с чем. При этом многие из князей, особенно из последних двух категорий, лелеяли надежду когда-то занять Киевский стол (княжеский престол), своего рода «столицу» Древней Руси. Кстати говоря, эта борьба, включавшая интриги, переговоры, кровопролития, была в известной мере ослаблена после опустошения Киева Андреем Боголюбским, желавшим в качестве политического центра утвердить Владимир Залесский, где он княжил (в будущем это способствовало становлению нового русского государства, в то время как Киевская Русь не смогла устоять против кочевников и польско-литовского завоевания). Конфликты между князьями отнюдь не провоцировались их дурными нравами, «подлостями», «жестокостями», «гордынями» и т. п. В большинстве случаев причиной конфликтов было характерное для той весьма продолжительной эпохи представление о князе, прежде всего, как о воине, достоинство которого только и может поддерживаться ратными подвигами и воинскими успехами, включавшими набор самых разнообразных средств, как и всегда на войне. Сюда входит и обман, и хитрость, но и личный героизм (к примеру, князь Андрей Боголюбский, да и не только он, врывался в стан противника впереди своей дружины). Если же ты не желаешь быть воином, не желаешь никого никогда убивать, то иди в монахи (что некоторые князья и делали). Безусловно осуждалось только бессмысленное, с точки зрения княжеского соперничества, убийство. Поэтому сын (приемный) князя Владимира Киевского Святополк навсегда был заклеймен «Окаянным», поскольку два других сына, Борис и Глеб, признали его старшинство после Владимира, а он подослал к ним убийц.

Нравится нам сегодня или не нравится воинственность Рюриковичей, их почти постоянное соперничество, ложившееся к тому же тяжким бременем на население, но таков уж был дух той эпохи, каковым он был, кстати говоря, и в Европе, где оказался на какое-то время несколько приглушенным, устремившись на Восток (мы имеем в виду крестовые походы). Через века, а возможно и раньше, то, что сегодня кажется нам справедливым, правомерным, естественным, наверняка не будет казаться таковым нашим потомкам, ибо идеалы, ценности, интересы неизбежно меняются, даже переворачиваются. Но нам вряд ли хочется, чтобы потомки проклинали нас...

В книге «Тайны Руси», помимо разобранного нами, еще много обвинений и поношений. Ребенок, прочитавший книгу, по заразительному примеру взрослого дяди, скорее всего, тоже возомнит себя всезнайкой и судьей. Если это называется развитием самостоятельного мышления, то лучше не надо такого развития. И подумаем еще вот о чем: может ли история воспитывать нравственность школьника, коль скоро само по себе высокомерное морализаторство вокруг исторических личностей является, в сущности, делом безнравственным?..

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»