Образы потустороннего и представление о времени. Христианское учение, как известно, основывается на Библии, в которой на первых страницах описана счастливая жизнь людей пред началом истории — в Эдеме, райском саду, где жили пока безгрешные Адам и Ева. Счастье обещано (не всем, правда) и в конце истории, после Страшного Суда: в пророческом видении того момента апостол Иоанн «увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего» (Откровение. Гл. 21). Оба эти образа, казалось бы, представлены во времени, но все не так просто. Ведь кроме доисторического и послеисторического рая, во всяком случае, «между ними» есть еще один рай, куда праведники попадают после земной жизни. Следуя архиепископу Василию Калике (14 в.), сей «промежуточный» рай и есть доисторический Эдем, так что в существовании рая, в крайнем случае до Страшного Суда, время как бы не играет роли. Архиепископ так и пишет своему коллеге, епископу тверскому Феодору: «Вся дела божиа нетленна суть, самовидец есмь сему, брате», — то есть, что Бог сотворил когда-то, остается неизменным на все века и время тут не при чем. Правда, такая точка зрения отнюдь не была общепризнанной, особенно в более поздний период, но нас сейчас интересуют не богословские прения, а взгляды, бытовавшие в Древней Руси. Очевидно, в основе их не столько богословские прозрения, сколько невосприимчивость к «большому времени», к векам и тем более к тысячелетиям. Все это абстракции, а реальное время проявляет свой норов лишь в течение отрезка человеческой жизни. Поэтому большинство людей той эпохи и предшествующих эпох — простецы и непростецы — воспринимало библейские образы и события как актуальные, относящиеся непосредственно к современности. У непростецов тут должно было возникнуть противоречие с удаленностью сакральных образов, и как они его преодолевали, мы не знаем. Скорее всего — никак. Да похоже, что и не очень-то стремились к непротиворечивым мировоззрениям. Как бы то ни было, но простец был уверен: Христос, Иван Предтеча, Богородица, святой Никола и другие святые ходят по русской земле и когда надо являются людям (см., например, «Народные русские легенды» А. Н. Афанасьева). Оттого и конец света может наступить с минуты на минуту (об этом прямо писал Иосиф Волоцкий, уж никак не простец, в своем «Просветителе» — начало 16 века). Точно так же воспринимал сакральных (положительных и отрицательных) персонажей и связанные с ними события массовый европеец средневековья. Иногда такое восприятие христианских сюжетов и образов могло сгущаться, особенно приуроченное к округлым датам, но это не сильно меняло общий фон: вся сакрализованная история, да, пожалуй, и вообще любая история спрессовывалась в краткий отрезок конкретной человеческой жизни — глобальные образы Добра и Зла, божественного и дьявольского были всегда на страже, и не только за порогом, но и внутри человеческого мира. Большое время, как и большое пространство, не в силах постигаться через ощущение, а принимается только голым умом, который как минимум умеет хотя бы считать: один плюс один, плюс еще один и т. д. Поэтому они не могли приравниваться к обычной реальности, а были чем-то вроде знаков другого мира. Однако мы готовы биться об заклад, что и нынешнее «массовое сознание» неосознанно сталкивается с той же трудностью.