Первая страницаКарта сайта

Судьбы священного: полное отторжение от мира или полное растворение в мире. Одно из самых трагических явлений культуры, если не сказать больше — ее закон, это смертные пути святынь. Когда-то поклонялись сварогам, зевсам, юпитерам, афродитам и берегиням, да и несть им числа — божествам и богиням, о которых нынче вспоминают только энциклопедии и словари; почитали родителей и дедов, императоров и царей — где это все теперь... А с появлением культа Разума и Науки стали высмеивать христианство и придумывать порочащие небылицы про Христа. Объяснений упомянутых духовно-душевных катаклизмов немало, но объяснения эти, как правило, привлекают обстоятельства внешние: что-то вне самого культа и веры подействовало на них, и от них отвернулись. Не станем отрицать внешних факторов десакрализации, однако гораздо неизбежнее действие причин внутренних: похоже, что, рано или поздно, но культ священного как будто убивает себя сам — в силу каких-то культурных закономерностей.

Как это происходит? По своей сущности священное огорожено, выделено из быта, повседневности, человеческой массы. Ибо оно обращено своим подлинным ликом не к людям, а к миру потустороннему — оно предстоит ему за людей и вместо них. Священное — пограничный столб между мирами: по одну сторону люди, по другую божественное, священнейшее; люди допускаются к пограничным столбам в особое время, в особых местах, при соблюдении строго определенных правил, — это называется богослужением, а изредка праздником, так как люди при этом должны быть праздными, то есть ничем не обремененными кроме сугубо торжественного поклонения.

Вероятно, так было не всегда. Доказательством тому служат хотя бы ископаемая домашняя утварь и одежда, носившие священные знаки, к примеру, греческие вазы, посуда, бусы, головные уборы, пресловутые прялки и т. п. Священное было рядом, и потому вся жизнь любого человека была священнодействием, а мир иной и мир здешний не разделялись, такого разделения и таких понятий не было, как не было и священного как такового, каким мы его сегодня представляем себе.

Собственно священное появилось уже в другую эпоху, — когда миры разошлись и между ними выросли пограничные столбы. У них, у этих столбов, должны быть часовые — жречество и священство — касты со своим специфическим образом жизни, странными запретами, иерархией, согбенностью пред высшими. Что же до служения священнейшему, то оно везде и всюду украшено художеством, распевами и воскликновеньями, нередко вещается на не очень понятном языке, преисполнено причудливых воспоминаний, полутайн и метафорических образов. По возможности скрытая от любопытствующих жизнь служителей, во многом загадочное служение и недопущение к нему непосвященных когда-то должно было вызвать недоумения, подозрения, опасения, обвинения и, в конце концов, смешанное с завистью возмущение — а чем мы-то хуже?! Чем больше все связанное со священным занавешивалось и замыкалось, дабы сохранить его от поругания и профанного вмешательства, тем меньше люди искренно и с любовью почитали его, тем меньше их мысли и чувства тянулись к нему, тем поверхностнее, формальнее простые смертные участвовали в культе, в котором играли роль посторонних зрителей, а вместе с этим иногда начинали его ненавидеть и презирать, ибо священное может вызывать сильные чувства — восторженные и брутальные. Если не забираться слишком далеко в древность, то именно это произошло в Европе, когда Лютер и Кальвин возглавили антикатолический протест. В России это же выявилось, и, пожалуй, в еще более радикальной форме, когда сплошь православная страна стала чуть ли не сплошь безбожной.

Но и задолго до этого, в переломном 17 в., непонятные большинству русских церковные реформы патриарха Никона и царя Алексея, тем не менее не смутили это большинство, как будто с легкостью переменившее веру. Так же безо всякого бунтования проглотило оно ликвидацию патриаршества и отобрание церковных земель. Так может быть, произошло это не только от привычной покорности, а еще более в результате отторжения священного от реального быстротекущего бытия?.. Но разве отторжение священного от мира лишено логики, разве оно по-своему не оправдано? Еще раз воспользуемся сравнением священного с границей — в приснопамятном советском смысле: если кто помнит, граница должна быть «на замке», и в приграничную «зону» не прошмыгнешь (был даже фильм «Чужие здесь не ходят»).

Другая опасность, подстерегающая священное, — это противоположный путь: обмирщение и упрощение культа, превращение духовенства в службистов и наделение любого члена религиозной общины священным статусом. Исчезают тайны, огражденность, как будто все всем понятно, каждый может запросто пообщаться с Богом, лишь бы он принадлежал данной религиозной общине. Таков путь протестантизма, проникающий ныне и в православие, и в католицизм. Где же выход? Вероятно, в «золотой середине», балансирующей между отторжением и растворением, — но долго ли способен такой баланс продержаться, даже если он найден?

В настоящее время помимо довольно сбалансированных православия и католичества существует множество «сект», «толков», «церквей», занимающих крайние позиции — жесткого отторжения или растворения в мире. Первые, как правило, проповедуют, что лишь их последователи спасутся и угодны Богу. К направлениям второго типа можно отнести общины весьма либерального типа с минимальными требованиями к своим членам, а также не организованных в общины одиночек, утверждающих, что у них «Бог в душе», и не приемлющих каких-либо обрядов.

См. также: