Подчинение. О власти, не о конкретных ее формах, а как таковой, сказано и написано не так уж много. Условно говоря, все это можно разнести по четырем рубрикам в зависимости от трактовок — культурно-мифологических (в том числе культурно-религиозных), биологических, технолого-управленческих, психологических. Одна из наиболее ярких книг с упором на биологию — это известная, страшноватая книга Элиаса Канетти. Наши штудии на эту тему примыкают к культурно-мифологическим трактовкам (см., к примеру. «Властитель и божество», «Генеалогия культуры и веры», глава 13); в этом же русле находятся замечательные, на наш взгляд, работы Б. А. Успенского, относящиеся в основном к проблематике царской власти в 18 веке. В настоящей заметке мы будем рассматривать феномен (синдром) подчинения, понимая власть в самом общем смысле — как что-то внешнее и противостоящее нам, встающее на пути осуществления наших целей, будь то начальники, предписания, обстоятельства, мешающие нам люди и т. д.

Начнем с простейшей объяснительной схемы, в духе первых кибернетических «игрушек» Клода Шеннона и Уолтера Эшби. Представим себе движущееся устройство с небольшой памятью (похожее на «мышь» Шеннона), которое ведет себя следующим образом. Наталкиваясь на барьерчик, оно старается перевалиться через него, а если не получится, отползет и снова попробует это сделать — и так сколько-то раз. Число таких проб можно заранее заложить в память устройства (назовем это параметром Х). Когда же все попытки окажутся безуспешными, наше устройство может повести себя двояко: выбрать другое направление движения или «забиться в угол» (остаться в неподвижности) — один из этих двух вариантов поведения также можно заранее предусмотреть. Несложно предусмотреть и чуть более гибкое поведение, скажем, при достижении Х устройство меняет направление движения, а если снова не может преодолеть препятствий, то при определенном числе неуспехов полностью прекращает попытки и «забивается в угол».

Как это ни странно, но такая детская игрушка воспроизводит поведение некоторых людей. Прежде всего, оно обусловлено параметром Х: когда Х очень велико, то это соответствует образу действий человека, который старается «лбом прошибить стенку», — его поведение вряд ли можно назвать разумным и адаптивным, хотя иные люди в конце концов добиваются при этом поражающего всех успеха; когда Х мало, человек плохо приспособлен к жизни, пасует перед почти любым препятствием. Если в последнем случае он все-таки непрочь менять цели, то в конце концов может найти подходящую жизненную нишу. Если же он не склонен многократно менять цели и «забивается в угол», то перед нами типичная депрессивная натура. Тут нужно внести важный корректив: поскольку у человека, в отличие от нашей игрушки, есть немалый опыт и способность заранее прогнозировать последствия, он может еще до конкретных проб сам себе назначать параметр Х или менять этот параметр по ходу дела.

Описанные выше простейшие виды поведения имеют прямое касательство к пониманию феномена подчинения. А именно: говорить о подчинении человека тому или иному препятствию естественно в том случае, когда он не предпринимает попыток (или прекращает попытки) преодоления этого препятствия. Люди быстро сдающиеся (параметр Х мал) пассивны, плохо приспособлены к жизни в динамичных обществах, — это типичные подчиненные. Их психологический настрой колеблется от крайнего недовольства жизнью до ее почти полного приятия, какова бы она ни была; иногда у них обе эти крайности парадоксально сочетаются. Люди активные (Х занимает некоторое среднее положение) — это наиболее приспособленные, достаточно пробивные, а люди сверхактивные (Х велик) — это своего рода революционеры, как в узком кругу, так и в плане историческом. В действительности разнообразие типов, конечно, гораздо больше, но выявлять их — дело социологов и психологов, чем они, впрочем, давно занимаются.

Параметр Х, определяющий степень активности, зависит от генетики, от воспитания и от жизненного опыта (о связи активности с типом культуры см. «Что такое личная сфера существования и ее связь с типом культуры»). Культура изобрела немало способов воздействия на указанный параметр в большую или меньшую сторону. Чаще всего эти способы выражаются в общественных системах ценностей. Скажем, стабильность, как внушенная ценность, угнетает параметр Х, а динамичность, установка на развитие, «прогресс» и т. п. способствует его увеличению. Ограничение параметра Х осуществляется также общественной мифологией. Обычно это делается в отношении государственных и устоявшихся социальных структур. К примеру, властитель и вообще институты власти наделяются сакральным статусом и это внушается с детства. Поэтому людей, вступающих в конфликт с «начальством», не так много. Вероятно, у женщин, от природы, параметр Х довольно высок, что в свое время и вызвало целую систему его угнетающих воспитательных воздействий. В этом же направлении — понижении параметра Х — формировалась и религиозная мораль (пожалуй, во всех религиях). Советская административно-командная система по сути (не на словах) нуждалась в пассивном послушании людей, и поэтому, чтобы оградить систему от разрушения, была создана обширная и жестокая практика подавления упрямцев, активных людей. Кроме того, поскольку жизнеобеспечение населения почти целиком зависело от государства, был внедрен миф о нем, как о наивысшей ценности. В этих условиях прирожденная или вынужденная активность устремлялась в сферы негосударственные, каковыми были теневая экономика, криминалитет, сугубо частная жизнь, «подвальное» искусство. Заметим, кстати, что мифология сакрализованного государства возникла в древности (Рим, Персия, Китай, Япония и т. д.) и позволяла решать исторические задачи, требовавшие консолидированных усилий сравнительно больших масс. Но когда государство проникает во все области существования людей, а именно таковым стремилось быть советское государство, стагнация в конечном счете неизбежна (в древних империях государство не было столь всеядным, поэтому их историческое бытие во много раз превышало советскую эпоху). История последнего времени, с характерной для экономики и социума динамикой, вообще, как нам кажется, показывает, что сроки существования социально-экономических систем обратно пропорциональны влиянию на эти системы государственного аппарата. Во всяком случае, это один из факторов. Причина, впрочем, лежит на поверхности: стимулы аппаратной и хозяйственно-экономической деятельности редко стыкуются, а параметр Х у аппаратчика на порядок меньше, чем у людей социально и экономически активных.

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»