Сглаз и порча как инструменты общественного единства. Почему люди обычно следуют приличествующему в данном сообществе, в своей среде поведению и правилам общения? В большом городе это не всегда видно, поскольку в нем внешне перемешаны разные социокультурные группы, среды, сообщества. Но если добропорядочных горожан юная поросль изрядно шокирует, то внутри нее, в отношениях между собой свойственные теперешним юнцам и юницам приколы, выкрики, шмотки, бирюльки и прочее вполне одобряемы... Так почему? Да, конечно, тут могут играть роль воспитание, внушенные с детства нормы, но в быстро меняющемся обществе, а сегодня оно таково даже в ленивой на перемены России, преподанные в детстве устои забываются, и даже пожилое поколение, особенно женщины, стараются обновляться в русле новых веяний и мод. Свалить все на подражание было бы не совсем верно — есть что-то еще, еще какая-то причина, а именно, бессознательная, заложенная пракультурой боязнь осуждения. Речь идет прежде всего о возможном осуждении той средой, в которой человек обычно вращается, но отчасти и обществом в целом. Большинство людей стремятся говорить о том и так, как принято в их среде, одеваться по меркам этой среды, вообще жить по неписаным законам своих сообществ. Повторяем: не только в силу инстинктивного подражания, но также опасаясь осуждения, — насмешек, косых взглядов, избегания и т. п. Человек может не признаваться в этом даже самому себе, не осознавать этого, так как ему неизвестен подлинный источник подобного рода опасений. Кроме того, люди не жестко повязаны средой, у них есть достаточно широкое поле личных проявлений, они часто гордятся своей якобы оригинальностью, что тоже камуфлирует их зависимость от среды.

Чего же люди бессознательно боятся? Ну, будут их осуждать, чаще всего за спиной, может, и презирать, но ведь не убьют же (о жестко изолированных сообществах мы здесь не говорим, — там осуждение может превращаться в прямое насилие). Так не убьют? А на что такие, опять-таки четко не осознаваемые, формы осуждения, как наговор, сглаз, порча, черная зависть (если кто-то в чем-то превзошел среду)? Сейчас мало кто признается, что в это верит, но в старину люди вполне осознанно боялись проклятий, брани, чар, простого недоброжелательства, тем паче ненависти. Потому что в их родовой памяти не стерлась та, возможно очень далекая, эпоха, когда люди и в самом деле подчинялись слову, взгляду, жесту, желанию других людей (вероятно, не всех), когда слово и взгляд могли убивать (есть немало известных фактов). А раз ты подчинился, подчинилась и твоя судьба, доля, которой тебя наделяет кто-то другой. Однако, почему мы так уверены, что и нынче, вопреки нашей воле, а иногда незаметно, на нас не могут воздействовать другие люди? Еще как могут — и это тоже вполне очевидный факт, причем, воздействующий не всегда сам знает о присущей ему злой силе.

Многим ли сегодня все равно, что о них думают, что о них говорят, поминают ли по-доброму или «лихом»? Полагаем, что немногим. Вот эта боязнь общественного осуждения всегда служила и служит в каком-то смысле естественной сплоченности сообществ, прочности культуры, устойчивости общих мест в менталитете. В древних обществах этого было достаточно для единения, и только значительно позже, когда индивидуум становится все более самостоятельным в своих убеждениях, и все меньше считается с окружающими, начали прибегать к насильственному сплочению, привлекая для этой цели государство. Последний исторический пример чего еще совсем недавно явила советская власть.

Ослабление пракультурной боязни вызвало к жизни и новые способы скрепления сообществ, в частности, их унификацию под воздействием государственной школы, моды, пропаганды и целенаправленного сжатия информационных полей. Но эти средства используются, в основном, на уровне больших сообществ, а в более узких средах — родственных, служебных, местных — инструментом унификации по-прежнему служит тот самый пракультурный страх перед вмешательством других людей, воздействующих посредством таинственных сил, как мы бы сейчас сказали, чем-то вроде гипноза.

Христианство, сразу выступившее против культурно-религиозных установлений и обыкновений язычества, не оставило без внимания и обсуждаемое воздействие. Христианство не отрицало саму его возможность, но призывало не пользоваться ею, полагая, что единства в вере достаточно для сплочения церковной общины. Именно это имеется в виду, когда говорится «Не судите, да не судимы будете» (Матфей 7; 1). Весь суд над людьми христианство, на первых порах, отдавало в ведение Бога. Впрочем, одобрять и осуждать, воздействуя словом, взглядом и жестом, разрешалось близким ученикам Христа — апостолам. Ведь именно они рукополагали руководителей общин, излечивали словом и жестом. Об этом говорится в книге Деяний апостолов: «Руками же апостолов совершались в народе многие знамения и чудеса» (5; 12). Апостол Петр однажды даже умертвил осуждающим словом лжеца Ананию и его жену Сапфиру (Деяния 5; 1—10).

Утвердившиеся на Западе установки на самостоятельность личности так же, как и христианство, подрывают древние инструменты общественного единства. В современной России ведется сильная пропаганда подобных установок, особенно в зажиточных слоях, и с изрядным, как у нас принято, нигилистическим уклоном («Не обращайте внимания на окружающих», «Будьте всегда уверены в себе» и т. п.). Одновременно с этим вырабатываются и доступные для всех общественных слоев средства сплочения, главным образом, на основе национальной идентичности. Ничего нового в этом, разумеется, тоже нет — эти средства эффективны, как сотни и тысячи лет назад. А вместе с этими «новациями» по-прежнему не дремлет и такое древнее «народное» средство, как боязнь осуждения.

Заметим, что, несмотря на стремление приобщиться к установкам на личную независимость, многие наши продвинутые современники напичканы перстнями, кольцами, нашейными украшениями, протыкают уши, губы, носы, носят в кошельках фотки и т. д., — а это все предметы традиционно употребляемые для мистической связи с предками, близкими людьми, властителями (если это подарок или знак властителя), иными словами, обереги, а, с другой стороны, — те же средства сплочения. Что тут сказать? Хитроумное это существо — человек...

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»