Власть и народ. Духовным и социальным центром любой культуры было когда-то нечто сакральное. Сакральное переводят с латинского как священное. Так оно и есть, но возникает представление о чем-то формально религиозном. На самом деле сакральное выходит за пределы той области, что сегодня понимают под религией. Причем, сакральное было не столько понятием, сколько непосредственным ощущением — ощущением того, чему приходится подчиниться, перед чем следует благоговеть или трепетать, что отделено от нас, возвышается над нами, что может давать благо, но и причинять зло; сакральное бывает прекрасным и страшным одновременно, и в нем есть загадка... Сакральными могут быть явления природы, предметы, слова, звуки, изображения, общественные и государственные институты, наконец, люди.

Власть всегда была сакральной. Но свое, буквально свое сакральным быть не может. Недаром «нет пророка в своем отечестве» и не станут почитать, разве что из-под палки, того, кто «из грязи — в князи». Поэтому власть должна быть в той или иной мере чужой. Если варягов не было, их все равно надо было придумать, — чтобы в нашей истории «все было как у людей». Царские и королевские роды почти обязательно разбавлялись иноплеменной кровью. Аристократов народ считал чужой породой. Поэтому в какой-то доле они, как правило, участвуют в парламентах, сенатах и т. п. (реликтом такого обычая является двухпалатность). Когда общинами или родами правили старшие, они были не совсем своими, так как им оставалось всего несколько шагов до ухода в мир умерших. Обожествление, официальное или фактическое, императоров, королей, царей, диктаторов также означает их выделение из этноса. Древность оставила немало легенд об истинных хозяевах местности: змеях, медведях, деревьях и т. п. Христианам знакомо житие св. Георгия: в одном из эпизодов он побеждает змея-дракона, которому подчинялись местные люди, приносившие ему человеческие жертвы.

Константин Сергеевич Аксаков, чуткий, как и все старинные славянофилы, к древним представлениям, в записке к царю писал о том, что русский народ не желает властвовать, он только хотел бы высказывать мнение и жить по своим понятиям (ведь власть над народом не может быть «своей», единокровной, мужицкой). Екатерина Вторая пыталась насадить городское самоуправление, однако почти безуспешно. В 19 веке земские учреждения привлекли отчасти дворянство и интеллигенцию, но крестьянин держался по большей части в сторонке, хотя его-то земская деятельность касалась более всего. При коммунистах местные и прочие советы так и не стали реальными органами власти, поскольку фактически, во всяком случае в русских областях, всем правила московская партийно-государственная верхушка. Известно, что до середины тридцатых годов в нее входило немало инородцев: это явление как бы еще раз подтверждало, что власть должна быть чужой. В дальнейшем, когда правящий аппарат окончательно отделился от народа, в иноплеменниках уже не было необходимости...

Отношение к власти как к чужой подтверждается и коррупцией: власти платят «дань». В известной степени указанное отношение выгодно и психологически: всегда есть на кого свалить вину за плохую жизнь.

В западных странах положение, как известно, иное: народ в некоторой степени влияет на важные для него решения. Переломным моментом было принятие в качестве аксиомы всеобщего равенства прав. Эта аксиома подвела черту под длительным историческим периодом, когда одно за другим рушились представления о сакральном. Сакральное предполагает наличие принципиального неравенства людей, сословий, учреждений и т. п. Десакрализация задела все, кроме понятия народа в целом и собственности: церковное устройство (особенно у протестантов), родовитость, власть, национальные ценности. В современной России это не только не так, но тенденция к сакрализации, пожалуй, усиливается.

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»