Результаты выборов и российская ментальность. Большинство (или почти большинство) избирателей проголосовало за «Единую Россию» и за нового президента, и это несмотря на то, что реальное большинство граждан отнюдь не в восторге от «единороссов» (о чем говорят опросы), а о взглядах и способностях новоизбранного президента мало что известно. Одни объясняют это масштабными подтасовками на выборах, другие поддержкой Путиным партии и преемника, третьи равнодушием и традиционным послушанием населения и одновременно боязнью не прийти голосовать, четвертые — непредсказуемостью и укорененной парадоксальностью «русского человека», пятые — «как бы не было хуже», наконец, такое объяснение: россияне, в массе, настолько доверяют высшей власти, что готовы в любом случае поддержать ее. Думается, что в каждом из этих объяснений есть доля правды, но суть все же в другом.

Когда при опросах люди отвечают, что одобряют политику властей, говорят, что им импонирует Путин и т. п., из этого вряд ли наверняка следует, что они и взаправду так считают. Есть, разумеется, убежденные сторонники нынешней или любой власти. Убежденных противников, пожалуй, меньше. Однако, на наш взгляд, решающую роль играют не те и не эти, а нечто срединное, или, лучше сказать, находящиеся как бы сбоку. Вот их позиция и представляет наибольший интерес. Суть в том, что, то доверяя государству и его правителям, то не доверяя, люди всегда хотят ему и им доверять, всегда хотят, чтобы государство было справедливым и компетентным, а правители были мудрыми, смелыми и преданными народу. Думается, что именно это хотение и подает голос на выборах и опросах. Но неужели наши люди не могут отличить желания, надежды от реальности? Весь фокус в том, что сию задачу большинство перед собой не ставит. Во-первых, потому, что отличать реальность от надежд не так просто. Даже опытные и честные политологи и ученые знатоки, отвечая на вопрос, — какова же сегодняшняя реальность, — не могут прийти к единому мнению. Во-вторых, реальность слишком сложна и многозначна, чтобы ее характеризовать однозначными оценками. В-третьих, подменять реальность надеждами спокойнее и приятнее, — кто же против положительных эмоций! В-четвертых, десятилетиями людей приучали жить послезавтрашним днем, а к настоящему относиться как к подготовке «светлого будущего», подготовке, требующей терпения и даже подвига. Недаром же и сейчас многие спрашивают, — какое общество мы строим; то есть главное — цель, пусть и далекая, а сегодняшнее состояние — это лишь средство. Советская идеология только и делала что ведущими ценностями выставляла планы, программы, реформы, то есть все то, что устремлялось за горизонт. Сдается, что подобного рода идеологемы и верования по-прежнему сильны в России. Так что вполне естественно, что те же идеологемы взяла на вооружение и нынешняя власть. Никаких парадоксов здесь нет: зачем власти переть супротив «народного сознания»?

«Наши внуки будут жить при коммунизме», — уверял Н. С. Хрущев, и скорее всего сам верил в это. Нынешние идеологи, возможно, не столь простосердечны, на зато неплохо чувствуют народную ментальность: «план Путина», именно план, — находка, хотя и не слишком оригинальная, но, наверное, пока еще работающая. Напомним, что при Советах «планов наших громадье» (В. Маяковский) сочеталось с идеологемой «героического революционного прошлого». Казалось бы, антагонисты, — ан нет! По каким-то неведомым законам ментальности прошлое и будущее отнюдь не всегда антагонисты, а бывает, что безболезненно меняются местами, как будто это одно и то же. В древности, с ее представлением о круговращении бытия и с культом предков, кажется, так и было: предок — это ведь передний, идущий впереди, ведущий, но предок — это и прошлое. М-да, живучи древние поверья!

Но ближе к делу. Одной из ошибок послехрущевского правления был сдвиг акцента с идеологемы «светлого будущего» на идеологему «светлого прошлого», куда уже проникали не только «герои революции и пятилеток», но и дореволюционных «побед русского оружия», «великой русской культуры» и т. п. Считалось, что уже построен «развитой социализм», впереди остались мелочи, а вот великое прошлое надо бы использовать. Но увы, советские люди жестко запрограммированные на первую идеологему, в массе своей, уже не могли перестроиться, — да после стольких десятилетий поношения «царской России», «белогвардейцев», «эксплуататоров» и т. п. Не исключено, что указанный перекос акцента был отчасти обусловлен возрастной спецификой тогдашних правителей, но, очевидно, и проигранной войной с капиталистической экономикой. Насколько успешной для идеологов будет нынешняя попытка сочетать «верность национальным корням» с «планом Путина», покажет будущее.

Было бы небезынтересно в свете рассмотренных идеологем еще раз пройтись по дорогам русской истории, хотя бы за последние два века, причем в контексте мировой истории.

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»