Как восприятие действительности зависит от культурных установок? Установка — это предрасположенность воспринимать и понимать мир (включая самого себя) более или менее определенным образом, а также направленность наших интересов и действий. Установки исследуются, главным образом, в рамках психологии и социологии. Мы же обычно ведем речь о другой сфере — о тех установках, которые прямо или косвенно связаны с пракультурными феноменами. В настоящей заметке в центре нашего внимания будет аспект действительности (реальности), который принято называть объективным; объект, объективное — это на языке интеллектуалов то, на что мы смотрим со стороны, что в своей сущности не принадлежит нам, а также то, на что направлены наши усилия. Нам уже приходилось разбирать и затрагивать эту тему во многих статьях, заметках и открывающей сайт книге («Генеалогия культуры и веры: зримое и тайное»). Здесь мы осветим основное.

Наличие или отсутствие действительности — в качестве объективной — зависит от степени и характера нашей активности. Последняя же задана нам исконно — в качестве фундаментальной пракультурной установки. Меньшая или большая активность тоже задается установками. Активность одних сообществ все более и более растет, у других тормозится, у третьих падает. Вперед вырываются первые, а вторые и третьи, в качестве самостоятельных сообществ, покидают историю. Именно среди сообществ наиболее активных появляется восприятие мира и представление о нем, как объективном, противопоставленном субъекту, то есть активному человеку. Человеческая активность, рано или поздно, наталкивается на сопротивление и своеобразную активность нечеловеческого мира и человек оценивает мир как своего врага, как нечто чуждое. Активный человек сначала видит в окружающем мире нечто от него не зависящее и сетует на это, затем, по мере повышения активности, он стремится покорить мир, использовать его и, следовательно, рассматривает мир только с точки зрения полезности. Венцом, завершающим «объективизацию» мира, становится отношение к нему как абсолютно неживому. При этом совесть совершенно спокойна, ибо «мертвые сраму не имут» (слова, приписываемые киевскому князю Святославу Игоревичу).

Для активного человека даже его собственная душа («психика», «я») в какой-то мере как бы сторонняя, чужеватая, нечто объективное, так как он ее готов «совершенствовать», меняя свой характер, стиль поведения и т. п. согласно своим целям. Вместе с тем активный человек может любить то, что использует, переделывает, покоряет, хотя бы из чувства благодарности к нему, — за то, что покорилось, из удовлетворения, из садистского удовольствия и т. п. Дает себя знать и первозданная симпатия к среде обитания, вещам и людям — симпатия, которую до конца никогда не выскребают активность, рассудок, человеческая гордыня.

Человек малоактивный чувствует и понимает мир иначе. Он довольствуется, главным образом, тем, что уже есть, и не помышляет что-либо «преобразовывать». Мир для него лишь «немножко» объективен — он находится вне его, человека, почти так же, как его собственное тело, которое одновременно свое и немножко не свое. Для активного человека — «активиста» мир наполнен «предметами», то есть реальность поделена на отдельные части, каждая из которых имеет определенное предназначение, полезную функцию, и к тому же такую реальность легче изучать. Для «пассивиста» реальность внутренне более связна, воспринимается не столько предметно, сколько образно, целыми картинами. «Пассивист» более бережно относится ко всему, ощущает в «неживой природе» какую-то жизнь. «Пассивист» никогда бы не создал той науки, которая возникла в Европе на основе абстрактных понятий и экспериментов. У «пассивиста» опыт не основан на эксперименте, так как «пассивист» не «пытает» природу, а познает ее, живя в ней.

Подведем итог: в зависимости от установки на меньшую или большую активность мир и сам человек воспринимаются по-разному. Такого рода установки формируются, вероятно, на стадии пракультуры, а затем претерпевают изменения по ходу культурной истории.

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»