Каждый час жизни отмечайте завоеванием: характера, воли, — любовью.
Всегда видеть в другом того, кто лучше нас — признак великой добродетели; быть готовым в добрых делах слушаться другого — признак великой мудрости.
Принимать с распростертыми объятьями и радостным сердцем каждый день, с признательностью и уверенностью, что любой день может стать, если мы того пожелаем, святым.
Овладеть своими чувствами — вот радость, вот идеал! Заметьте, «овладеть», поскольку мы никогда не сможем уничтожить их полностью. Это было бы противоестественно и потому неугодно даже Господу.
Гораздо проще умереть, будучи расстрелянным или обезглавленным за идею, нежели двадцать, тридцать лет подряд жить этой идеей, никогда ей не изменяя.
Давайте наконец перестанем отдавать пальму первенства самым успешным в учебе, самым смышленым; отдадим ее самым алчущим, то есть тем, кто, пусть и не достигая вершин, с искренним желанием старается до них добраться.
Что такое наука? Это возвращение к Создателю на крыльях интеллекта: это декламация во весь голос, так чтобы все слышали, «песни творения». Вере нечего бояться науки.
Как только неверие, страх, угрызения, дурные опасения начинают нас мучить, бросимся стремглав, не раздумывая, в безбрежный океан Божественной доброты.
Да будет улыбка, молодые люди, вашим щитом и любимым оружием: она защитит вас от зла, которое страшится подлинной радости.
Взглянем на историю с надеждой и уверенностью, что сумеем различить нити, из которых Провидение ткет свое искуснейшее полотно.
Величайшую книгу на свете, самую сложную и одновременно самую простую, читаем мы страница за страницей, каждый день возвращаясь к ней. Мы любим эту книгу и, скажем к нашему стыду, больше любим книгу, чем ее Автора.
Мы забываем о сверхчеловеческой ценности страдания, забываем, что Иисус проводит нас через страдания не из желания чтобы мы страдали, а с тем чтобы еще больше приблизить нас к Себе.
Всегда возможно для чистых сердцем узреть Бога в истории человека.
Мы больше обращаем внимания на блага Господни, чем на самого Господа благ. Обратимся же к Богу не как к средству для получения благ, а как к цели наших устремлений.
Вся духовная жизнь зиждится на одном маленьком секрете: не препятствовать Иисусу воздействовать на нас, дабы кто-то (это и есть апостолат) смог увидеть в нас Иисуса.
Любовь. Одно только слово, но в нем всё. Это Господь, по словам св. Иоанна. Возгреть ее в нас самих и в других: вот Царствие Божие.
Наши философия, история, литература в столь большой мере опираются на сладчайшую личность Иисуса, испытывают столь огромную потребность в божественном, — но таком, которое не парализовало бы человеческое, а было приноровлено к нему, понимало бы его, обнимало, возвышало.
Мы должны видеть историю оком христианина, а именно оком Христа. Вот большая неожиданность для тех, кто углубляется в мир древности: увидеть там во всех людях, мыслителях, политиках, поэтах и прозаиках, неосознаваемое приуготовление ко Христу.
Особый дар святых — умение улыбаться, всегда, ежечасно, всю жизнь.
Улыбаться значит источать сердечную радость и душевное расположение из самых глубин своего существа, а не раскрашивать фасад, неведомо что за ним скрывая.
Мы созданы для радости. Церковь гарантирует нам бессмертие, а стало быть, гарантирует радость.
Мы должны на все лады твердить нашим молодым, что святость — это самая великая истина, к которой им следует устремляться.
Смирение и бедность св. Франциска растрогали мир, потому что это были смирение и бедность Христа Живого во Франциске.
Иисус умер на кресте, но живет во веки веков, в совершаемой Евхаристии, в Церкви.
Особенно когда вы устали или чем-то огорчены, самое подходящее время, чтобы еще больше полюбить ближнего и открыть в отношениях с ним, порой утомительных или неприятных, самого Иисуса.
Высота, к которой ведет любовь, невыразима. Любовь соединяет нас с Богом, любовь вытесняет собою массу грехов.
Гони прочь недоверие, страх, опасливые сомнения: помни, что духовная жизнь зиждится более на доверии, чем на чрезмерной осмотрительности.
Надеяться, когда все, что нас окружает, не оставляет нам более никакой надежды: вот добродетель, порой героическая.
Попробуем-ка быть героями в мельчайших делах, из которых состоит наше повседневное существование. Такой героизм равноценен святости.
С каждым днем я все более убеждаюсь, что подлинный и самый действенный апостолат — тот, что основан на примере и на личной святости, сотворяемой и в одиночестве, и в совместной жизни.
Рассматривайте святость не как химеру, а как достижимую реальность. Распознавайте волю Господню, укрепляйтесь в ней и ей следуйте. С верой, с постоянством, с любовью — будете святыми.
Любовь
Сущностью твоей жизни, твоего христианского бытия должна быть любовь. Любовь, которая позволит тебе сказать во всякий час дня: я люблю Господа всем моим сердцем, всей моей душою и всем моим разумом. И сразу же затем, как естественное следствие: и люблю ближнего моего из любви к Нему. Такова ли твоя жизнь? Свои труды освятил ли ты (и, следовательно, облегчил) елеем божественной любви?.. Да дарует нам Господь понимание того, что это значит: наполнить любовью из любви к Нему совместные дела нашей повседневной жизни.
Друг
Часто приходится слышать жалобу, особенно из уст наиболее чувствительных созданий (то есть тех, кто ощущает, сколь далеко от идеала самое прекрасное из человеческих чувств), — жалобу, исполненную горького недоумения: «Мне не удается завести друга». Я не скажу им, конечно, «вам повезло», тем более, что Писание, друг и советчик тех, кто умеет с ним дружить, нас наставляет: «Кто нашел друга, обрел сокровище». Но ежели Господь положил так, что несмотря на твои усилия, искренние усилия, направленные ко благу твоей души, тебе все же не удается покорить сердце другого человека, то не затем ли так распорядился Господь, чтобы самому стать тебе другом, и притом истинным другом? Скажи, ты никогда не задумывался, хоть на минуту, о подобной дружбе, о том, чтобы стать другом такого Друга? Именно друга, а не ровни-товарища. Недостаточно стать лучше, надо стать лучше для того, чтобы делать добрые дела. Недостаточно делать добрые дела: надо делать их из любви к Иисусу, чтобы стать Его друзьями. Вот сущность активного католичества: быть друзьями Иисуса, ищущими друзей для Иисуса. Они не щадят своих сил, сторонятся сиюминутного и внешнего, а также знакомств, которые лишь отнимают время у Иисуса. Речь, разумеется, о знакомствах пустых, легкомысленных — суррогатах подлинной дружбы, коим несть числа.
Даже среди хороших приятелей сколько тех, с кем лишь понапрасну теряешь время (если не что-нибудь похуже!), тех, кто не дает нам ничего доброго. Но и среди очень близких друзей — счастлив тот, кто таковых имеет — разве много тех, кто никогда не доставлял нам ни малейшего огорчения? Лишь один таков: Иисус Христос. Это единственный верный друг, который дает нам все и взамен не просит ничего кроме любви, — друг, самый позабытый именно теми, кто более всего жаждет найти друзей (и не находит Друга). Это Сердце, назвавшее своими друзьями всех людей, даже грешников, и более грешников, нежели праведников, дабы сделать праведными и их, — Сердце, являющееся сокровищницей любви как Божественного воплощения.
Благодатный мир
«Esse cum Jesu dulcis paradisus» («Быть с Иисусом — сладчайший рай») (4): нам не дано иного истолкования мира, обещанного Иисусом. Это единение души с Ним, и столь сокровенное, что отныне не мы сами по себе живем, но Он живет вместе с нами: единение, сотворяемое верой и надеждой, обнаруживаемое в любви. Когда мы постигаем и вкушаем Бога, который есть Бог Сладчайший, все остальное — наши тело, душа, семья, общество, родина — блекло, безжизненно и пресно, почти тягостно, — если оторвано от Него. Когда мы в мире с Богом, мы в мире с нашими фантазиями, желаниями, беспокойствами, смутными тревогами. Наши силы тогда удваиваются (мы сами чувствуем это), умножаются, увеличиваются во сто крат, ибо в высшей степени верно, что любовь сильна, по крайней мере как смерть: надо уметь принять это и, подобно Франциску, улыбаться смерти, ибо она сестра. Тогда трудности вызовут у нас улыбку, ибо мы чувствуем, что они возложены на нас Божией легкой рукой. Будем работать, даже страдать, в мире. В мире, который, как каждый видит, не эгоистичен, не нетерпим, не сосредоточен на себе самом: мире, являющимся для нас отрадой, но и фундаментом, необходимым человеку для широкой деятельности. Мире, который дарует благо: pax et bonum.
Утренняя сигарета
Тому, кто курит, хорошо знаком ее особенный вкус. Натощак, когда желудок еще не отягощен пищеварительной работой, одна сигарета (не больше!) может доставить истинное наслаждение. Ее аромат услаждает твои уста все утро.
Ты никогда не пробовал по утрам, мой друг, другую сигарету? Возьми хорошую книгу, книгу, которая тебе нравится и привлекает твои симпатии — почему бы и не Евангелие? — и прочти из нее, утром, прежде чем приступить к другим занятиям, прочти со вниманием несколько строк. Потом перечти их и постарайся хорошенько впитать; увидишь, сможешь ли ты оценить их вкус. Тебе известно, что «искусный» это тот, кто умеет распробовать «вкус»? (sapiente — sapore).
Ты можешь идти на работу с одной-единственной фразой, врезавшейся в твою память и запечатленной в твоем сердце, к примеру «довольно для каждого дня своей заботы» (Матф. 6, 34), и вспоминать ее, то есть хранить в душе, — в течение рабочего дня, в потоке машин, в банковской суете, среди чуждых по духу сослуживцев, плотских соблазнов: о, какое это великое счастье!
Скажи мне, друг, почему бы тебе не отведывать, по утрам, столь лакомую духовную сигарету?
Размышлять
Это значит, на латыни, взвешивать (pensare — pesare); но поскольку недостает духовных весов и невелика охота взвешивать, размышляют мало или вовсе не размышляют. Либо думают о пустяках. Мы требуем от вас, молодые, не глубоких мыслей и дерзких замыслов, а просто некоторой духовной жизни. Жизнь духа в чтении. Читайте хорошую книгу каждый день. Обдумывайте прочитанное, размышляйте читая. Все великие люди, чьи имена живут в веках, достигли вершин именно так: размышляя много.
Учиться
Рассматривать учение как восхождение к Богу, заниматься с полной самоотдачей, отрекшись от всех иных увлечений. Если верно, что юноша испытывает потребность во вдохновении, страсти, что тогда сказать об учащемся-католике, который не имеет ясного представления о значимости учения (как средства для вознесения духа к Истине), которого не вдохновляют книги, страсть исследования
Спросим каждый самого себя. Вполне ли я убежден в неизмеримой ценности учения?
Не посмеиваюсь ли я частенько за спинами преподавателей, расписывающих учебу в ярких красках, живущих ею, посвятивших ей всю свою жизнь?
Сознаю ли я, какое добро смогу принести завтра, если овладею материалом и применю свои знания в данной области наилучшим образом?
Мое место в общественном организме предельно ясно: я должен сделать все, чтобы мое учение привело меня ко Господу.
Книги служат не препонами, а ступенями на пути к Нему.
Безмолвие
Коль скоро наша духовная жизнь требует, в своей полноте, периодической терапии... безмолвием, то так же и умственная жизнь — поскольку в обучение вовлекается не только разум, но и вся душа — нуждается в атмосфере тишины, покоя. Великие завоевания мысли это плод, длительно вызревающий в тиши лабораторий, в кельях ученых, в таинственных глубинах, постигаемых в безмолвии.
Привычка и новизна
Наша душа жаждет нового, живет новыми ощущениями и ощущает жизнь через новизну. (Что является лишним подтверждением нашего предопределения — к бесконечности, т. е. к Богу). И тело, и чувства нуждаются в новизне; еда, даже вкусная, если все время одна и та же, теряет для нас свой вкус.
И что же тогда? Коли таково положение вещей, что делать? Примириться с тем, что все новое со временем становится пресной привычкой?
Вот тонкости подлинно христианской жизни, ее нюансы: проживать каждый день с ощущением первозданной свежести намерений и поступков, как если бы это был первый день нашего обращения.
Улыбка
Тысячи людей ни разу за весь год не улыбаются. Только смеются, бессмысленно смеются. По любому поводу и без. Пальчик им покажи — смеются. Они могут показаться самыми счастливыми. Но это самые пустые люди. А много ли людей улыбается? Улыбаться значит источать сердечную радость и душевное расположение из самых глубин своего существа, а не раскрашивать фасад, неведомо что за ним скрывая. Чтобы улыбаться, нужно иметь чистое сердце, освобожденное от скверны, от бесстыдных мечтаний, низких страстей: полное солнца, добра, Бога. Особый дар святых — умение улыбаться, всегда, ежечасно, всю жизнь. Да будет улыбка, молодые люди, вашим щитом и любимым оружием: она защитит вас от зла, которое страшится подлинной радости; она откроет вам пути сердца, ведущие к сближению душ. Будьте апостолами улыбки в любом месте, куда бы вас ни привело неугасающее пламя апостолата: пусть улыбка освещает ваш путь.
«Traducere leniter aevum» («Век свой провести спокойно»)
Это было, как известно, идеалом Горация... а также немалого числа людей. Это значит, попросту говоря, ни на что не роптать, действовать умеренно, дабы не обременять себя излишней ответственностью, и, между тем, жить-поживать помаленьку22. Несомненно одно: наша жизнь страшно коротка и тот, кто желает сделать что-то грандиозное и прекрасное, должен настроиться действовать быстро и решительно, а отнюдь не «неторопливо и размеренно». Тот, кто хочет совершить великие дела, должен много пострадать, а вовсе не «проводить свой век в спокойствии». Таков закон природы и Бога; не будем тешить себя иллюзией, что мы в силах сделать нечто действительно выдающееся, не испытав при этом душевных или телесных мучений. Это известно спортсменам, ученым, святым. И как же нам не полюбить посещающие нас скорби, зная, что так совершается земное и небесное миропомазание героев? Как не оценить тяготы, муки повседневной учебы, являющиеся нашей данью, которую мы, чтобы получить подданство, должны платить Источнику всяческого знания?
Радость жизни
Быть: вот повод для ни с чем не сравнимой и ничем не заменимой радости, ибо для всего сотворенного это начало всех начал. Задумываемся ли мы об этом? Мы есть — я есть. Я мог бы и не быть, не существовать. Правда, не стоит сожалеть об этом, так как я не знаю, что значит не быть. Но раз уж я есть, — как бы то ни было, — я чувствую простейшую обязанность прежде всего поблагодарить того, кто даровал мне жизнь — моих родителей? Верно, но лишь в какой-то степени, ибо они дали мне жизнь, уже обладая ею: они не сотворили мою жизнь, а вручили мне ее от имени Кого-то. Честертон как-то заметил, что если бы лягушка умела говорить, то первое, что она бы сказала: «Как я благодарна Тебе, Господи, за то что я прыгаю!» Жизнь, физическая и умственная, плотская и духовная, пища, здоровье, способность двигаться, ходить, бегать, прыгать, действовать, понимать, быть понятым, читать, писать, пожинать плоды, замысел, красоту Сотворенного — все это Твои дары, Господи, один удивительнее другого. Спасибо, спасибо.
Радостно встречу утро: благодарю Тебя, что Ты меня создал.
Что такое для нас история
Как-то один преподаватель спросил у своих учеников: «Что такое история?» Ответы не заставили себя ждать, непохожие друг на друга, но одинаково поспешно-самоувереннные.
Преподаватель, который намеренно вызвал этот шквал мнений, в заключение сказал: «Вы все правы. История, чтобы действительно быть описанием человеческих событий, должна обладать универсальностью, то есть описывать все на свете. Но как это сделать? Не хватит ни жизни, ни человеческих возможностей охватить единым взором всю полноту существования всех людей разом. Видите, насколько мы, поневоле, ограничены! Поэтому ученые разделили сферы своей деятельности.
Собственно историки занимаются политической историей. Другие ученые описывают иные проявления человеческой жизни, как индивидуальной, так и общественной, и таким образом у нас есть история музыки, история физической культуры, история научных открытий и даже, если вам угодно, история чемпионатов по футболу».
Но возможна ли — продолжим мы — История с большой буквы? История, которая обняла бы в совокупности — пусть даже, в силу упомянутых ограничений, рассматриваемую в общем виде и на большом расстоянии, — всю жизнь всего человечества? Что бы это была за История? Какой элемент в ней самый важный, который как проводник соединил бы между собой все остальные, частные истории?
Это вопрос точки зрения, которую мы, по необходимости, занимаем. Спортсмен не увидит ничего, кроме спорта, политик не заметит ничего, кроме договоров и стратегий, экономических и финансовых интересов.
Какова же наша точка зрения?
Достаточно задуматься о мироздании, чтобы почувствовать интерес к истории. Земля была готова принять человека (попутно заметим, что изучению истории предшествует изучение геологии и географии), и человек был создан, с телом и душой, в приготовленном для него месте. С этого момента начинается история человечества.
Признавая Бога-Творца, нельзя допустить, что в творимой Им истории торжествует один человеческий произвол. Правда, человек свободен и сам создает историю. Но лишь до определенного предела: того, что непреложно установлен Провидением. Невозможно отрицать отеческое содействие Провидения.
Непредвиденное и непредвидимое находится в руках Того, Кто стоит неизмеримо выше наших единичных воль. История творится человеком и Богом.
22 Приводим текст из Послания Горация (1, 18) в оригинале и в переводе на русский Н. С. Гинцбурга.
Inter cuncta leges, et percontabere doctos
Qua ratione queas traducere leniter aevum;
Ne te semper inops agitet vexetque cupido,
Ne pavor et rerum mediocriter utilium spes.
Ты в положении всяком ученых читай, поучайся:
Способом можешь каким свой век провести ты спокойно.
Так, чтоб тебя не томили: всегда ненасытная алчность,
Страх потерять иль надежда добыть малонужные вещи.
Для сравнения: А. Шопенгауэр в «Афоризмах житейской мудрости» толкует это так. «Ставить предел своим желаниям, держать в узде свои страсти, смирять свой гнев, всегда памятуя, что отдельному человеку доступна лишь бесконечно малая часть всего, достойного желаний, и что каждый обречен на многочисленные беды, то есть, словом, apechein cai anechein (греч. воздерживаться и терпеть): вот правило, без соблюдения которого ни богатство, ни власть не помешают нам чувствовать себя жалкими» (Рипол Классик, 2009).