Похоже, что существует закон сохранения пракультурных установок. Иногда мнится, что пракультурные установки — это какие-то существа, продолжающие жить, несмотря ни на что, меняющие свой вид, мимикрирующие, умело скрывающие свое истинное происхождение. На холодном языке науки это можно назвать законом сохранения установок, схожим с законом сохранения энергии, которая тоже переходит в разные виды, но остается постоянной. Возьмем в качестве примера такую фундаментальную установку, как иммунитет, то есть стремление оберегать сообщество от всего постороннего. Род, которому принадлежали только сродники по крови, изолировал себя от прочих родов различными запретами на общение, не впуская чужаков на свою землю и всячески их пороча, следуя только собственным обычаям и т. п. — иными словами, существовали определенные средства родового иммунитета. Человек, покидающий род, считался преступником, так как индивид и род это как бы одно и то же. Возможно, первым ударом, пробившим эту ограду, стало разрешение, а затем норма брать жен из других родов. Дальше — больше. По разным причинам (увеличение населения, необходимость ирригации, оборона от общего врага, единая религия) роды стали объединяться в кланы, племена, народы. Появлялись новые и преобразовывались старые средства, отделявшие род, клан, племя, народ от прочих родов, кланов, племен, народов.

Мы и сегодня знаем немало таких средств. В России их особенно строго блюли до 18 века, а позже — в советское время. Скажем, в старину иноверцам полагалось жить отдельно, к посольствам приставлялись охранники (приставы), следившие за их изоляцией, иноверцы даже в конце 19 века не имели тех же прав, что православные, иудеям, как правило, не разрешали селиться на исконных русских землях вплоть до 1917 года. До конца 19 века запрещалось публично обсуждать религиозные проблемы в православии, которое также было средством иммунитета. В советское время преследовалось заключение брака с иностранцами, был жестко ограничен выезд из страны, существовали запреты на распространение из-за рубежа информации, книг, западной культуры, а внутри страны пресекалось все то, что, как казалось, противоречило советской идеологии и нормам советского образа жизни. Все это хорошо известно. Требование родового этнического единства переквалифицировалось в единство идеологическое.

Отличие этих иммунных систем от древнейших не было принципиальным — различие только в наборе практических средств изоляции. Аналогичны выполняющие иммунные функции ментальные представления об идеальном характере того или иного сообщества. Конкретный род должен был противостоять чужеродным элементам потому, что почитался самым лучшим, без изъянов, то есть идеальным, и всякое внешнее воздействие способно лишь ему навредить. Советское государство также почиталось идеальным, во всяком случае в потенции («отдельные недостатки» были «родимыми пятнами» прошлого). Точно так же, начиная с 15 века, Русь-Россия многими мифологизировалась как некий идеальный остров, окруженный еретическим морем.

Обобщая ментальные основы «первобытного» общества, Юнг писал: «Болезнь и смерть не бывают естественными, а всегда вызываются духами или колдовством». Речь, разумеется, идет о злых духах и враждебном колдовстве, источник чего всегда помещается вне данного рода, племени. Для всякого идеализируемого сообщества «естественное» состояние — это не болезнь и смерть, а жизнь, и более того — вечная жизнь, транслируемая от предков к потомкам. Подобно этому в советское время и сейчас в России какая-то часть населения уверена в том, что если бы не буржуи, капиталисты, американцы, евреи, «пятая колонна» и т. д. и т. п., то Россия была бы и оставалась бы самой благодатной и самой могучей страной на Земле.

Долгие века тот же синдром — все беды от чужих — сотрясал Европу враждою и войнами. И чем населеннее становилась Европа, чем больше разрастались европейские народы, тем труднее было сохранять иммунитет и тем ярче возгоралась вражда. Чтобы поддерживать иммунитет больших сообществ, да еще в условиях этнической перенаселенности, нужны огромные усилия. Не любящая границ экономика и торговля вместе с распространением науки и общих идей не уставали дырявить культуры европейских этносов. Последними поборниками родовых («расовых») ценностей, исключительности и замкнутости «избранных» этносов были режимы Муссолини, Салазара, Франко, Гитлера, Сталина.

Было бы заблуждением полагать, что нынешние европейцы сумеют выстроить прочный иммунитет для объединенной Европы. Уже теперь видно, что и эту иммунную систему не удастся долго сохранять, ибо объединенное европейское сообщество неизменно расширяется. Вообще, чем крупнее сообщество, тем неизбежнее ослабление его иммунитета, а следовательно, в конце концов крушение сообщества в качестве чего-то совершенно отдельного и самостоятельного. И вот, установка на иммунитет, оставив попытки закрепиться в сообществах, как некий ищущий надежного пристанища зверь, находит его в индивидууме. Права человека и его свободы, невмешательство в его жизнь, право частной собственности и т. п. — это и есть гарантии его иммунитета. Но может ли отдельный человек создавать собственную культуру и отстаивать ее независимость? Остановятся ли метания иммунитетной установки на индивидууме? Пророчествовать — дело ответственное, и мы за него не возьмемся.

Несколько слов о последствиях обсуждаемой установки. Без локальных культурно огражденных островков человечество не сумело бы достигнуть чего-либо в высокой степени совершенного. Изысканная культура рождается не на людных площадях, а в башнях и кельях. Но ежели в них долго прятаться, деградация и вырождение неминуемы. Изоляция сообщества — самая фундаментальная и долговременная установка, составлявшая основу пракультуры и перекочевавшая в более высокие культурные надстройки. Целый ряд иных обычаев, установок, представлений, на первый взгляд не связанных со стремлением к изоляции, на самом деле именно на нее-то и работают. Возьмем такой обычай, как инициация, сопровождаемая изрядным насилием над человеком (обычно подростком), дающим ему право считаться полноправным членом племени (рода). Чтобы стать таким, как все, то есть не нарушить единства сообщества, из инициируемого «выбивают», «выкорчевывают» все то, что было прежде частью его самого (см. «Мифология мучительства и современность»). Единство же и означает изоляцию (иммунитет) от всего постороннего. Или возьмем постоянство положения в сообществе данного члена и его детей: их социальные и экономические функции не должны меняться. Такое установление тормозит развитие сообщества «вширь», блокирует социальную и профессиональную мобильность, так как это может разрушить стабильность, а следовательно, изоляцию сообщества. Возможно лишь совершенствование «вглубь». До сих пор всякая изоляция, закрытость сообществ ведет к «автоматическому» появлению древних установок и обычаев (армейские, тюремные, религиозные сообщества и т. д.). Изоляционистская идеология значительной части российского населения, особенно в местных сообществах, вероятно, была главной причиной устойчивости пракультурных установок в течение веков. Начиная с царствования Александра Третьего, а затем усугубившись в советский период, эта идеология перенеслась на уровень государства.

Вместе с тем, надо иметь в виду, что в России, старой и новой, элементы родовой культуры с ее фундаментальной установкой на изоляцию не представляют собой чего-то цельного. Вообще, родовое сообщество является вполне таковым, когда оно численно не очень велико (точных цифр мы пока назвать не можем) — в идеале, в нем каждый знает каждого. В России уже давным-давно нет ничего подобного — слишком она велика. В родовом сообществе человека берегут, и за него, если придется, мстят, хотя он ценен не столько сам по себе, сколько своей родовой принадлежностью (исключение составляли калеки, «порченые» и т. п.). В советском обществе господствовало обуженное родовое представление о человеке, в котором он виделся не в качестве самоценного субъекта, а как сугубо общественная, вполне заменимая частица. «Незаменимых людей нет» — как-то изрек Сталин. Разумеется, нас не должны обманывать декларации вроде советского лозунга брежневского периода «Все для человека, все во имя человека» — лукавство тут заключалось в том, что «человек» при этом понимался не как самодостаточная индивидуальность, а опять-таки как взаимозаменяемый винтик государственной машины.

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»