Еще раз: что такое «живое» и существует ли что-либо абсолютно мертвое? В нашей книге «Генеалогия культуры и веры: зримое и тайное» о живом сказано так: «Живое — свое, то, что мы очень ценим, от чего зависим, что бережем» (глава 12, [с. 341]); и еще: «Говоря кратко, „живость“ есть выражение особых отношений между миром и нами, „живость“ есть особенный этос» [с. 357]. Такое определение живого непривычно и не связано с попытками дать «научное» определение живого. Предлагаемое определение связано не столько с культурой, сколько с пракультурой. Нам оно кажется отвечающим первоначальной сути тех явлений и предметов, к которым подходит эпитет «живое», «живой» и т. п. В данной заметке мы опускаем подробную аргументацию, так как она развернута в цитированном сочинении. Здесь же мы хотим лишь отметить ключевые моменты (см. также: «Живое — что это такое?»; «Оживляют ли наши фантазии неживые вещи или же они в самом деле подобны живым существам?»).

Все, что мы воспринимаем (включая самих себя), входит в какие-то отношения с нами. А что воспринимается в качестве живого, входит с нами в особо заинтересованные отношения. Но и то, что не очень принято называть живым, скажем, украшения, драгоценные камни, любимые вещи, по тому, как мы к ним относимся, мало или ничем не отличаются от того, что общепризнанно считается живым. В старину, когда люди были непосредственнее, они не смущались видеть в украшениях, драгоценных камнях, любимых вещах нечто живое, некоторые даже улавливали в них некий «дух». Вопрос, а живы ли эти предметы «на самом деле», может задать лишь тот, кто считает, что факт «живости», как и факты вообще должны удостоверяться какой-то инстанцией, к примеру, «наукой». Мы же полагаем, что свойством «живости» наделяется та или иная вещь не путем сравнения ее с каким-то назначенным образцом или перечнем признаков. Живость является одним из естественных, исконно присущих человеку отношений к миру, подобно, скажем, симпатии или антипатии, любви или неприязни. Можно еще сказать, что живое — это прежде всего своего рода чувство.

Коль скоро свойство «живости», «оживленности» существует, оно должно иметь градации, уровни — в зависимости от специфики нашего отношения к предмету, в зависимости от характера нашего к нему отношения, что нашло косвенное отражение в биологических классификациях. В сфере чувственного понимания есть место не только живому, но и оживленному, живоподобному в той или иной мере. Причем, то, что является живым для Ивана или Ксении, не обязательно является таковым для Петра и Анны. Выработкой единого, общего для всех понятия живого занимается, в основном, биология, нам же интересен феномен «живое» с позиций культурно-антропологических. Биологическое понятие живого формируется из исследований тех объектов, которые обладают признаками, схожими с имеющимися у людей и животных. Это вполне правомерно, поскольку люди и животные вызывали и вызывают наибольшее внимание, заинтересованность, — им, следовательно, присуще некое особенное качество в наивысшей степени, и поэтому они могут служить образцом данного качества. Нас же занимает другое, а именно то, что наличествует до того, как фиксируются объективные признаки, — то, что скорее можно обозначить как чувство. Откуда берется это чувство — чувство живого? Кто-то полагает, что оно возникает под воздействием некой субстанции — «духов». Возможно, что и так; во всяком случае, это позволяет кое-что объяснить. Многим, правда, сегодня кажется, что сама эта субстанция придумана для объяснений. А что ежели духи и в самом деле существуют?..

Пракультурное чувство живого было исконно присуще людям задолго до того, как появилась «наука о живом». Вообще, пракультурные чувства — область довольно загадочная, но тем более любопытная. Этой теме, в том числе генезису пракультурных чувств и выпочковыванию из них более поздних представлений и понятий, посвящены многие главы «Генеалогии культуры и веры», особенно первые шесть глав, а также главы 12 и 13. Об этом же немало заметок в корпусе «Гуманитарный синтез».

Возможно, что чувство живого было наиболее древней основой классификации явлений и предметов, различавшихся по характеру и степени «живости». Самое высокое место на этих шкалах занимали, видимо, божества, а что было наименее живым, сказать трудно. В одних культурах это, может быть, трупы, в других камни. Но абсолютная безжизненность, «мертвость» на этих шкалах вряд ли имела место. «Нулевая точка» живого, то есть отсутствие какой-либо жизни, полная обездушенность — это абстракция, порожденная интеллектуальным научным дискурсом. Такая же абстракция, как сама по себе вещественность, материальность. В природе этого нет, это только плод ума, впрочем, способствующий построению теорий, подобно мнимым и комплексным числам, изобретенным математиками.

Заметим, что почти все мифологии и религии признают существование так называемых злых духов. Что это: тоже живая субстанция, но несущая смерть? Ну что же, и в самом деле есть множество живых существ, убивающих и пожирающих другие живые существа. Из чего видно, что представление о злом духе весьма относительно, и злая воля не означает обездушенности ее носителя. Впрочем, остановимся, так как пошло уже чистое теоретизирование, а мы здесь толкуем не о теориях, а о непосредственном «чувстве живого», как одной из опор пракультурного отношения к миру.

Надо сказать, что с некоторыми понятиями происходят забавные вещи: одни отчего-то попадают в немилость, другие, причем явные умственные придумки, наделяются бытием; одни реальности в загоне, другие превозносятся. Почему, к примеру, многие нынче совершенно уверены в обездушевленности, мертвости планет, камней, облаков, воды и воздуха, металлов и пластмасс, мебели и посуды и тысяч других вещей? Отчего «научная картина мира» — это картина, главным образом, смерти? Может оттого, что наши чувства, наши способности восприятия отупели, огрубели, и мы больше доверяем умственным конструкциям, нежели чувствам, а придуманное нами мертвое нам кажется понятнее духов и душ.

См. также:

• Рубрикатор тем «Гуманитарного синтеза»